Отправлено: 21.05.07 09:58. Заголовок: "Время без понедельников", фендом - ПНвС; NC-17, romance, макси (тема 1, продолжение от 25.05)

Название: Время без понедельников
Авторы: Карбони & XSha
Бета: Helga
Фендом: «Понедельник начинается в субботу»
Категория: слеш
Персонажи: КХХ, ЖЖЖ, ММК, КПД; а так же - АП, ЭА, РО, ВК, ВП.
Пейринг: обнаруживается по мере прочтения.
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance
Дисклеймер: Герои принадлежат создателям, материальная выгода не извлекается
Саммари: История нескольких попыток поиска смысла жизни и одной попытки универсального превращения
От авторов: Хочется надеяться, что фик будет интересен читателям всех возрастов, однако, авторы предполагают, что знание некоторых реалий советского времени окажется не лишним.
Размещение в архивах: По предварительной договоренности.

 Отправлено: 21.05.07 10:00. Заголовок: Re:

Ничто человеческое нам не чудо.
Афоризм.

Отсутствие женской ласки сказывается на жизненном укладе.
И. Ильф и Е. Петров


Институт трясло. Утром секретарь А-Януса Полуэктовича Леночка с перепуганным лицом пронеслась в сторону кабинета Кербера Псоевича Демина, нашего завкадрами. Кербер Псоевич был фигурой страшной и очень таинственной. Про Янусов Полуэктовичей знали, что они один и тот же человек, про Кристобаля Хунту было известно практически все, включая любовь к мадере урожая 1785-го года. Федор Симеонович тоже слыл человеком открытым и доброжелательным. Ни для кого не являлось секретом, что семейная лодка Модеста Матвеевича давно дала течь, и вся страсть товарища Камноедова была направлена на борьбу с беспорядками, разбазариванием и недопустимыми явлениями. Все знали марку любимого одеколона товарища Жиакомо и его привычку читать на ночь Камоэнса, но личность Кербера Псоевича Демина была окружена стеной высотой с Вавилонскую башню. А как справедливо заметил мой друг Ойра-Ойра вслед за другим, менее известным товарищем, гражданам свойственно бояться неизвестности.
Но я отвлекся. В одиннадцать ноль-ноль Кербер Псоевич вышел из своего кабинета, хрустя белой рубашкой, выбритый до оригинального оттенка сизого цвета, в сером костюме, с толстой папкой под мышкой и торчавшим из нагрудного кармана красным уголком не то пропуска, не то билета. Сотрудники притихли.
Лицо Кербера Псоевича эмоций не выражало, но глаза горели не хуже, чем у его знаменитого тезки, охранявшего царство мертвых. Глядя в единственную безопасную для окружающих точку, а именно – часы над головами макродемонов Входа и Выхода, он пронесся по коридору и исчез в мареве июльского дня. Часы взорвались.
К полудню по институту пронесся слушок, что Кербер отправился в ОСО (Очень Страшную Организацию), и чем кончится его сегодняшний визит – неизвестно. Впрочем, подобные слухи бурлили во время каждого похода нашего завкадрами в ОСО, но сейчас ситуация, видимо, сложилась нешуточная. А-Янус Полуэктович каждые пятнадцать минут выглядывал из кабинета и интересовался, не появился ли Кербер Псоевич, и пусть ему сразу доложат, даже если он будет очень занят. Модест Матвеевич шепотом ругался на рабочих, у которых никак не получалось перестелить полы в лабораториях товарища Жиакомо, а те вместо обычного взывания к совести товарища Камноедова «сам он, что ли, не в курсе, что из-за экспериментов с живой водой паркет на следующее утро превращается в зеленую дубраву?» только молча кивали и тайком сплевывали через плечо. Я, Ойра-Ойра и Володя Почкин с утра мучились в кабинете Романа над одной интересной задачкой, подкинутой нашему другу У-Янусом Полуэктовичем перед отъездом на конгресс в Бодайбо.
Ничего не выходило. То ли потому что задача была нам не по мозгам, то ли потому что Володя Почкин постоянно спрашивал Романа, страшнее этот визит истории с Одихмантьевым или волноваться не о чем: приедет комиссия, которой Модест, как обычно покажет красный уголок, следом продемонстрирует машинный зал, а потом пригласит на дегустацию в институтскую столовую, где, по странной случайности, именно в этот день сотрудников будут кормить ветчиной и дефицитными шпротами. Роман закатывал глаза и шипел, что он не Мерлин, и почему Володя добивается ответа у него, а не у пифий, лично ему, скромному старшему магистру, совершенно непонятно. Володя ярился, так как с некоторых пор считал Мерлина личным врагом, повышал голос, но тут же открывалась дверь и А-Янус Полуэктович интересовался пропавшим в недрах ОСО Кербером Псоевичем. Я же пытался утихомирить друзей и призвать их к здравому смыслу, весь запас которого, отпущенный на институт и разбазариванию не подлежащий, находился у товарища Камноедова. Надо отметить, моя попытка позорно провалилась. Володя наотрез отказался интервьюировать Мерлина, а Роман сообщил, что если он захочет пообщаться с хамом, у него на примете есть Витька Корнеев, а возникни у него желание в невежественном собеседнике, то он тоже знает к кому обратиться. И посмотрел на меня. Пока я прикидывал, какая степень обиды принесет мне наибольшие дивиденды, точнее, чему научит меня Роман, если я сейчас изображу крайнюю степень оскорбления, в комнату заглянул домовой Тихон и сообщил, что Кербер Псоевич идут. Мы вздрогнули и переглянулись. Тихон шмыгнул за плинтус и был таков. Дверь в кабинет распахнулась, мимо нас пролетел товарищ Демин, на ходу засовывавший галстук в карман. Роман вздохнул и кинулся обнимать нас с Володей. Я от избытка чувств грохнул чернильницу об пол. Почкин подпрыгнул, пробежал по потолку и сделал несколько весьма энергичных приседаний.
– Послушайте, ребятишки, – сказал я отрадовавшись, – а что, собственно, случилось?
– Галстук снял! – в полный голос заговорил Роман. – И, судя по цвету глаз, Кербер Псоевич в ярости.
– Понимаешь, Сашка? – захохотал Володя. – Нас ждет Варфоломеевская ночь в отдельно взятом институте, но в нашем институте, понимаешь?
К тому моменту я уже понимал.

Через долгих двадцать шесть минут Кербер Псоевич вышел из кабинета Невструева. Галстук вновь красовался на завкадрами, а красный уголок не пойми чего перестал выглядывать из нагрудного кармана.
– Работаете? – мрачно спросил он Романа.
– Да, Кербер Псоевич, – кивнул мой друг.
Я вздрогнул. Тон Демина не предвещал ничего хорошего.
– А когда вы в последний раз были в отпуске? – в тихом голосе Кербера Псоевича звучали раскаты бушевавшей невдалеке грозы.
– Я был! – Роман оглянулся на Почкина. – Правда ведь?
– Ну… когда женился! – пришел на помощь другу Володя.
– Два дня? За свой счет? И на второй день, если я не ошибаюсь, – Кербер почти шептал, и мы как кролики удава окружили товарища завкадрами, – оставили невесте и гостям дубля?
– Э… но мы запускали проект по герметизации извлеченных из природной среды магических сил!
– А женились вы последний раз, если я ничего не путаю, – пристально рассматривал романовы ботинки Кербер, – четыре года назад.
– Не путаете, – смутился Ойра-Ойра.
– Он редко женится, – виновато развел руками Почкин.
– На чьем фоне? – Демин принялся изучать шнурки Володиных кед. – На моем? Или вашем, товарищ Почкин? Кстати, вы по причине холостого положения последний раз отдыхали пять лет назад? Когда работали в другом учреждении? Поправьте меня, если я ошибаюсь.
– Товарищ Демин! – воздел руки к потолку Володя, – да я же по соревнованиям мотаюсь! А работа стоит!
– И трудовая дисциплина тоже, – отрезал Кербер Псоевич, – готовьтесь. А вы, – смерил взглядом мои сандалии товарищ завкадрами, – даже отгулов не брали.
– Я недолго работаю, – потупился я.
Кербер не счел нужным комментировать. Он еще раз оценил нашу обувь и вышел из комнаты. Мраморное пресс-папье на столе Романа разлетелось вдребезги.
– Так… сейчас начнется, – предсказал Володя. И верно. В коридоре раздалось: «Модеста Матвеевича ко мне. Живо».

*
Запыхавшийся Модест Матвеевич втиснулся в кабинет завкадрами и вытер лоб клетчатым красным платком. Демин стоял у окна и методично обрывал листья у фикуса.
– Ты когда в последний раз физическим трудом занимался? Брюхо вон отрастил. Одышка.
Камноедов молчал. Знал, что когда Кербер Псоевич в таком гневе, ему лучше не перечить. Ни в чем.
– Вечером – собрание. Невструев председательствовать будет, я подведу некоторые итоги. Расскажу, что думают в ОСО о соблюдении в нашем институте трудовой дисциплины.
Камноедов безмолвствовал. Соглашался.
– И про моральную устойчивость сотрудников упомяну. Послали их в совхоз – так они перепились, на поле два раза вышли, а потом премию требовали!
– Я не дал.
Кербер сел на стул и обхватил голову руками.
– Меня возили мордой по ковру два с половиной часа. А под конец, когда я решил – все, выдохлись, вспомнили про Одихмантьева. Засомневались, может ли в нашем институте произрастать правильно воспитанная молодежь.
– Мы с ней боремся, – буркнул Модест Матвеевич.
– Не оказывают ли на нее отдельно взятые граждане дурного влияния посредством личного примера.
– Разбазаривать кадры не даем.
Демин посмотрел на зама по хозяйственной части. Вообще-то он редко заглядывал кому-то в глаза. Модест пятился к двери.
– Вместо отпусков всех загоню в «Соловецкие зори». Поедешь старшим. Я обо всем с товарищами договорился.
– Я могу идти?
– И Хунту ко мне.
Модест кивнул и сделал еще два шага к свободе.
– Погоди. Сотрудников будешь отбирать лично. Доступно?
– Да! – выдохнул товарищ Камноедов и бросился вон из кабинета.

Если и существовали в природе вещи, способные вывести Модеста Матвеевича Камноедова из душевного равновесия после беседы с товарищем Деминым и последовавшим за ней получасовым выяснением отношений с совсем не товарищем Кристобалем Хунтой, это был именно тот случай.
– Почему посторонние в институте?! – ревел Модест Матвеевич на перепуганных журналистов Б.Питомника и Г.Проницательного. – Кто позволил?! Нарушаете???
– Кесь ке се, Модест Матвеевич, же ву при! Эти господа, приглашены мной для описания новой модели сверхчеловека!
– Выбегалло! Я сейчас из вас сверхчеловека сделаю! Путем отрывания головы! Очень, знаете ли, действенный способ, – бушевал зам по хозяйственной части. – Тем более она для вас – предмет излишний, в такое время на территорию посторонних притащить!
– Вы считаете, гарсон, силь ву пле, ле компт (гарсон, счет, пожалуйста)? Нет, дорогой товарищ Камноедов! Нет времен ма филь ла петит шос (у моей девочки есть одна маленькая штучка) торжества науки!
– Вон отсюда!!! – сжал кулаки Модест.
Выбегалло крепился, но журналисты намек товарища зама по АХЧ поняли сразу. Первым пятился Питомник, за ним, закрываясь камерой как щитом, Проницательный. Амвросий Амбруазович попытался воззвать к честолюбию зама по хозяйственной части путем обещания статьи про доблесть и служебное рвение товарища Камноедова.
– Подкуп? При исполнении? – свистящим шепотом поинтересовался Модест Матвеевич и в тот же миг остался наедине с побеленной стеной институтского коридора. – Вот наглый народ!
– Вы кого имеете в виду, Модест Матвеевич?
Камноедов обернулся. Перед ним стоял Жиан Жиакомо, высокий, изящно изогнутый, распространяющий на весь этаж запах благовоний. Если добавить к этой, и так раздражающей любого сотрудника картине длинные волосы и трость, морально чуждую гражданам Соловца, то можно представить, насколько приятной была сия встреча для Модеста Матвеевича.
– Не подстриглись? – хмуро отметил Камноедов.
– Некогда, уважаемый Модест Матвеевич, – Жиакомо тряхнул шелковыми волнами, уложенными волосок к волоску и отражающими блеск ламп дневного света, – совершенно нет времени содержать в порядке короткую стрижку, слишком много работы.
– Работы много? А вот я вас в совхоз пошлю. Отдыхать! – дурея от восточных ароматов, пошутил Модест Матвеевич.
– «Соловецкие зори»?
– Именно… а вы, товарищ Жиакомо, почему в курсе?
– Под вашим руководством?
– Откуда идет утечка информации? – Модест Матвеевич навис над великим престидижитатором.
– От Януса Полуэктовича. Он просил помочь вам, – улыбнулся Жиакомо.
– Подождите, с какой стати! Вас? В «Соловецкие зори»? Вы… вы себя видели?
– В зеркале, любезный Модест Матвеевич. И в ваших глазах.
Камноедов открыл рот и застыл.
– Приказ о моем отпуске с проведением его в «Соловецких зорях» подписан.
– Лучше бы я остался в кабинете Демина, – потряс головой зам по хозяйственной части.
– Я тоже рад поработать с вами, любезный Модест Матвеевич, – вежливо поклонился Жиан Жиакомо.

– Что он себе позволяет? – цедил сквозь зубы Кристобаль Хунта, рассовывая по карманам бежевого костюма стилет, кривой турецкий нож и мизерикордию. Затем засунул под брючный ремень фалькату, поместил в рукав тонкую пилочку для ногтей из дамасской стали и задумался. Для встречи с ненавистным завкадрами не хватало какой-то мелочи, детали, долженствовавшей ввергнуть Кербера Псоевича в пучины ярости, а ему, великому магистру, доставить изысканное удовольствие победы, но не над достойным противником, а просто мелким поганцем, выпившим у него, великого Хунты, не меньше трех литров крови после некоей истории, вспоминать которую магистр не любил.
Заведующий отделом Смысла Жизни побарабанил наманикюренными пальцами по стеклянному стеллажу, полному банок с заспиртованными уродцами, и широко улыбнулся. Посетившая его идея показалась гениальной.

Дверь кабинета завкадрами распахнулась. Кербер Псоевич отложил ручку. Четыре многоруких дубля Кристобаля Хозевича промаршировали к столу Демина, растягивая по пути красную ковровую дорожку, попутно осыпая ее лепестками роз. Кербер отодвинул от себя еженедельник и подпер кулаком голову. Дубли застыли, заиграла бравурная музыка, и в кабинет вплыл Кристобаль Хозевич Хунта собственной персоной.
– Я думал, что подиум нужен только манекенщицам, товарищ Хунта, но вижу – ошибся.
– Нелюдям свойственно ошибаться, товарищ Демин. Но мне приятно, что о существовании моды стало известно даже самым отсталым сотрудникам нашего института, пусть и путем разглядывания манекенщиц.
Кербер вспыхнул. Ковровая дорожка, цветочные лепестки и дубли Кристобаля Хозевича – тоже.
– Прекратите паясничать! – Демин выпрямился на стуле. Хунта в долгу не остался, из воздуха соткалось мягкое кресло, в котором великий магистр растянулся настолько удобно, насколько позволяла спрятанная под пиджаком фальката.
– А разве не вы первый затеяли этот фарс, решив вызвать меня на ковер? Меня! Бывшего великого инквизитора! Магистра! Заведующего отделом Смысла Жизни!
– Вы не находите, – внимательно разглядывал свои ногти Демин, – что если бы вас вызвали в другой кабинет, еще год назад, сейчас я бы не имел удовольствия беседовать с вами?
Лицо Хунты потемнело.
– Это ваша работа, – прошипел магистр, – я изучаю смысл жизни, вы – ее охраняете от подобных вам монстров. Вы – крыса, пожравшая миллион соплеменников.
– Не ерзайте. У вас нож из кармана торчит.
– Но не так, как ваши уши! Я их вам когда-нибудь укорочу.
– Лучше бы вы укоротили свои аппетиты к сманиванию чужих сотрудников! – Кербер Псоевич посмотрел на ножку кресла великого магистра. Ножка треснула.
– Это не ваши заботы, Демин! – вскипел Кристобаль Хозевич.
– Были не мои, пока вы не затрахали Одихмантьева!
Хунта вскочил, кресло исчезло.
– Думайте, если имеете чем, что и кому говорить! Не будь я столь сдержан, здесь бы остывал ваш гнилой труп! – ярился Кристобаль.
– Нет! – Кербер встал, опрокинув стул. – Это вы! Это вы гнили бы сами знаете, где, и сами знаете, по какой статье, если бы я представил историю с Одихмантьевым в деталях, известных только мне.
– Это шантаж? – внезапно успокоился Хунта. – Вы меня запугиваете? Только дуэль!
– Прекратите паясничать! На вас двести пять заявлений из профсоюзной организации! Пятьдесят четыре анонимки! Только за последний месяц! Благодарите Януса Полуэктовича, который вам благоволит, и, кстати, пока вы здесь козлом скакали, у вас второй кинжал выпал.
– Турецкий нож.
– Я сам знаю.
– Сам козел.
Кербер вздрогнул и посмотрел на собеседника круглыми и почти белыми от бешенства и изумления глазами.
– Вы! Вы! Великий магистр!
– Спасибо, что заметили. Но по-настоящему культурный человек снисходит к уровню собеседника.
– Хунта, – почти ласково прошептал Кербер Псоевич, – для всех будет лучше, если я не увижу ваше лицо минимум две недели.
– Демин, для вас было б лучше, не знай вы меня вообще. Не мучились бы комплексом неполноценности.
– Я им наслаждаюсь, Хунта. Без вас у меня бы, – Кербер вышел из-за стола и медленно двинулся к бывшему великому инквизитору, – не было головной боли и вот этого металлолома! – Демин брезгливо оттолкнул острым носком ботинка пилочку для ногтей.
– Опасная привычка – носить в кармане заряженный револьвер, Кербер Псоевич.
– Не опаснее, чем поворачиваться к вам спиной, Хунта, – улыбнулся Демин.
– Эль кердо! /свинья/
– Спасибо, что напомнили. Ваши сотрудники отправятся в отпуск. В совхоз «Соловецкие зори». А вы можете идти.
Хунта выхватил фалькату, сотворил дубля Демина, одним махом снес ему полтуловища, потоптался на оставшемся обрубке и исчез с громким хлопком.
Кербер Псоевич потер виски. У завкадрами зверски болела голова.
*

 Отправлено: 21.05.07 10:00. Заголовок: Re:

– В заключение... – шипел из президиума красный от гнева и долгого доклада Кербер Псоевич.
– Хорошо бы он был уже там, – мечтательно промолвил сидевший впереди меня Хунта и демонстративно потянулся, – Теодоро, я думал, словесный понос – выражение исключительно гиперболизированное…
– ...хочу сказать. Те, кто не проявят должной сознательности… – люстра над задними рядами зловеще раскачивалась, со стен сыпалась штукатурка, а окна периодически темнели, и в черноте вспыхивали фигуры в белых балахонах.
– Кербер Псоевич, успокойтесь, выпейте воды, – сказал А-Янус Полуэктович, и к Демину подлетел граненый стакан с газировкой.
– Не, – с сожалением, будто продолжая диалог с кем-то невидимым, произнес Кристобаль Хозевич, – такой не захлебнется.
– Спасибо, – Кербер залпом осушил стакан, отер губы и продолжил свою мысль: – Будут отчислены из штата института, – он с каменным лицом посмотрел на бывшего великого инквизитора. Глаза завкадрами походили на две газовые конфорки. – У меня все.
Демин сел.
– Знаешь, Теодоро, – громко сказал Кристобаль Хозевич, – я думал, когда он замолчит, моя зубная боль прекратится, ан нет. Может, это не зубы, а аллергия?
– Кристо, пом-молчи.
– Если бы Хунта пожелал захлебнуться любому из нас, – шепнул мне в ухо Роман, – над хладными телами нашими уже убивались бы прекрасные вдовы.
– Я не женат.
– Не переживай, – пожал плечами, сидящий справа от меня Витька, – Ромкиных вдов на всех хватит.
Янус встал.
– Все меры, предложенные Кербером Псоевичем, считаю своевременными и единственно верными. Список сотрудников, отправляемых в отпуск, утвержден лично мной. Завтра в десять утра означенные товарищи должны собраться на площади с вещами. Еще одна группа товарищей отправится в отпуск в санаторий. Сбор в пятнадцать часов там же. Собрание закончено.
– А как долго будут действовать драконовские меры? – крикнул кто-то из молодежи.
На миг в зале воцарилась гробовая тишина. Кербер Псоевич поднялся из-за стола, посмотрел на безумного смельчака и тихо проговорил:
– Нетерпеливым я сообщу лично. Не сомневайтесь.
Стул товарища задымился.
– Ну-ну, – пробасил Федор Симеонович, – не дергайтесь так, ба-атенька. Ва-алерьяночки выпейте.
– А лучше, мышьяка. С цианидом. Смешивать, но не взбалтывать, – оскалился Кристобаль Хозевич.
Кербер Псоевич стремительно направился к выходу из конференц-зала. За ним вспыхивал паркет и взрывались лампочки.

Мы с ребятами шагали в кабинет Романа, по дороге шарахаясь от вспышек бьющих из-под плинтусов снопов искр и от призрачных серых теней с косами, в необыкновенном количестве разгуливающих в стенах института.
– Не понимаю, – нервно сказал я, отмахиваясь рукой от нетопыря размером с небольшого волкодава, с похвальной настойчивостью пикирующего мне на голову, – что за ажиотаж?
– О, – махнул рукой Володя, – ты не помнишь, что происходило, когда Одихмантьев сбежал?
– Не помнит, – кивнул Роман, – он через три месяца к нам устроился. Я тогда Керберу честью ручался, что Саша не такой и работать будет не под руководством Хунты.
– Какой «не такой»? – заволновался я.
– Откуда мне знать, – пожал плечами Роман, – но Кербер посмотрел на тебя и согласился.
– Хорошо, – искренне обрадовался я – в основном тому, что Эдик отогнал надоедливую зверюгу, парившую над моей головой, – а что было тогда, чего я не помню?
– Стена лаборатории Хунты обрушилась – раз, макродемоны раздулись до размеров дирижаблей – два, – перечислил доселе молчавший Витька, – диван признали реликвией, подлежащей нахождению в Изнакурноже – три!
– И гробы на соловецком кладбище летали. Жители были очень недовольны, – ухмыльнулся Роман.
– А потом что? – заинтересовался я.
– Кербер успокоился, и все прекратилось, – сказал Эдик и толкнул дверь в кабинет Ойры-Ойры, – предлагаю его не злить.
– А как же мои эксперименты?! – взвился Витька. – За месяц без работы мы шерстью обрастем!
– Бред! – поддержал его Володя, – я за день чувствую атрофию мозга, а что будет за месяц! Кончусь как ученый! – и он для убедительности пошевелил в волосах руками.
– Парни, – примирительно сказал Роман, – я вас понимаю. Но вы же сами все слышали.
– И видели, – грустно сотворил мне бутерброд заботливый Эдик, – если Кербер считает так, как считает – значит, это единственный способ.
– А я все равно пойду к Жиакомо, – бушевал Витька, – и пусть он...
– Я вас слушаю, Виктор Павлович, – в комнату зашел великий престидижитатор собственной изрядно надушенной персоной, – я должен что-то сделать для вас? Прошу, пожалуйста, располагайте мной.
Витька покраснел. Великий престидижитатор встал посередине комнаты и оглядел нас.
– Модест Матвеевич просил передать, господа, что вы, как и я, находитесь в его списке.
Я завистливо подумал, что шампунь Жиакомо сильно отличается от хозяйственного мыла, которым мыли голову мы с Витькой.
– Вас-то за что? – буркнул деморализованный Витька.
– Мне показалось, – Жиан обезоруживающе улыбнулся, – что мой пример убедит отдельных сомневающихся сотрудников в целесообразности данной меры. И я надеялся, что вы не оставите меня наедине с...
– Этим ходячим воплощением казенщины? Конечно, нет! – пылко заверил любимого учителя Витька.
Жиакомо на мгновение прикрыл ресницы.
– Я благодарен вам, Виктор Павлович. Но поверьте, Модест Матвеевич очень много делает для нашего института. Господа, позвольте мне откланяться. Я должен подобрать гардероб, – он поклонился и исчез.
– При Жиакомо хамить не могу, – пожаловался Витька.
– Так, – пробормотал Эдик, – для института старается... я начинаю прозревать.
– Кто представляет себе Жиана на грядке? – развеселился Роман. – Я поеду ради этого зрелища.
– Ладно, – махнул рукой Володя, – пошел собираться. Все равно Кербер со свету сживет, коль что не по нему.
– Я тоже, – кивнул я, дожевывая спрятанный при появлении великого магистра бутерброд. – Витька?
– Иду, – лицо моего друга просветлело, – в «Соловецких зорях» есть река, буду ставить эксперименты там.
– Модест тебе не даст, – накинул пиджак Ойра-Ойра, – взыщет за разбазаривание природных ресурсов...
– Не додумается, если ты не подскажешь...
Эдик запер кабинет и догнал нас.
– Саша, а Жиакомо с кем сидел?
Я задумался. Закрыл глаза, представляя картинку. Открыл и удивленно посмотрел на Эдика.
– Это что-нибудь значит?
– Проверю. Но думаю – да.
– Эй вы, психологи доморощенные, кончайте трепаться, тут жутко, а дома – пиво.
По коридорам метались вороны и светились звезды Давида.

*
– З-зачем ты его дра-азнишь, Кристо? Тебе ма-ало дыры в стене, которую Модест две недели чинил?
– Если этот бумажный червь считает себя вправе смотреть через голову Невструева... – Хунта вцепился пальцами в подлокотники кресла. – Если этот мозгляк пытается запугать меня... ему стоит рассчитывать лишь на быструю и безболезненную смерть!
Федор Симеонович встал и извлек из шкафчика штоф с водкой. Сосуд был неиссякаемый, в свое время именно с этим величайшим изобретением поступил Федор Симеонович в Академию Наук и был обласкан лично Михайлой Ломоносовым. Заведующий отделом Линейного Счастья достал еще банку соленых огурцов, к сожалению, наполовину пустую, сотворил пять моченых яблочек и вытащил две пузатые стопки, кои тут же наполнил драгоценной жидкостью.
– Будь з-здрав, Кристо. А с-смертью пугать Кербера бо-ольшая ошибка.
Кристобаль Хозевич поднес стопку к носу, пошевелил ноздрями, вкушая аромат горячительного, дамасским клинком, который всегда носил с собой, выудил из банки огурец и произнес:
– Не стоит портить тост именем этого негодяя. За тебя.
Хрустнув огурцом, он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза ладонью.
– Нет, пугать его я не стану, я его лишь уведомлю. Будешь моим секундантом, Теодоро?
– К-конечно! Странный во-опрос! У м-меня Эдик толковый мальчик, если что – во-озглавит отдел Смысла Жиз-зни, любо-дорого. Да и Роман Петрович за-асиделся под Янусом. Давай, вы-ызывай. Ведь что есть Кербер? Сте-ервятник. Что есть ты? П-прости Кристо, но ба-алван. Он ведь не вызов примет. Он в О-оСО накатает телегу, и тут колом или ко-остром не обойдешься. Раньше – милое дело, а сейчас – сде-елают тебя ди-иссидентом и п-предателем, даже Янус не помо-ожет. И я. У-удивляюсь, как о-он тогда не с-сдал тебя с потрохами...– Федор Симеонович плеснул еще водки и осторожно произнес: – А ты б, голубчик, отдохнул, а? Милое дело! И Ж-жиан, да что за-а имя! – возмутился Федор Симеонович. – Рядом будет. Может, и того... а?
Лицо Хунты потемнело.
– На что ты намекаешь? – проскрипел он. – В совхоз предлагаешь ехать? На пленер? – Кристобаль Хозевич встал и прошелся по комнате. Дойдя до окна, он резко повернулся и метнул клинок в книжный шкаф. – Жиакомо – дела давно минувших дней, легкая авантюра, не приведшая ровным счетом ни к чему. И я не устал, – Кристобаль Хозевич с видимым усилием выдернул нож из дверцы. – От чего я, по-твоему, должен отдохнуть? От этого стервятника, как ты изволишь выражаться?!
– Ну-ну, за-ачем же мебеля портить? Раньше ты бы легко дверцу вынес. Ка-акой орел был… А от Кербера отдохнуть неплохо. И ему от тебя. Зе-еленый ходит. А так, на природе… хорошо, люблю! Только у меня Эдик пятый год бе-ез выходных и отгулов. Пое-езжай, Кристо. Телесную тоску кроме как физическим т-трудом не вылечишь. Ну и может, с Ж-ж-жиакомо – что за фамилия! – наладишь чего. Ты же броса-аться на всех на-ачал. Чисто бешеный.
– Теодоро, я искренне ценю твою заботу обо мне, но поверь, Жиакомо – прекрасный ученый, интереснейший человек. И баста! – Хунта с сожалением вернулся к своему креслу.
Опрокинув еще одну рюмку, заботливо наполненную Федором Симеоновичем, он посмотрел горящим глазом на дверь.
– Впрочем, в одном ты прав, спасти жизнь этому… – тут Кристобаль Хозевич позволил себе непечатное дополнение, – Демину может только мой отъезд.
– Чу-удесно, д-друг мой! Подумай сам, чистый воздух, народ, твои ученики, Ж-жиакомо, ну, ладно, баста с ним, и никаких Де-еминых! Что может быть лучше? Месяц – и ты еще ше-есть лет спокойно сможешь вспоминать К-керберу, как он тебя, у-ученого с мировым именем, выслал на картошку! П-право, Кристо! Я сам не прочь бросить все и ма-ахнуть с тобой! Как жены ехали за декабристами! Моя правда... н-ну да ладно, все ра-авно меня вскоре за побег расстреляли. Кристо! Хо-орошо! Я не еду, но дам тебе свою кофемолку. Гэ-эдэ-эровскую! И... – Федор Симеонович огляделся в поисках чего-нибудь столь же привлекательного в глазах Кристобаля Хозевича.
– Теодоро, ты отрываешь от сердца кофемолку, я не могу не оценить, – ухмыльнулся Хунта, – но если ты еще предложишь мне свои охотничьи сапоги, я заподозрю, что ты желаешь сплавить меня в глушь, лишь бы завладеть моей коллекцией арманьяка. Хотя, – он прищурился и взглянул на полки за спиной Киврина, – я согласен на вот этот научный труд, по крайней мере, чтивом я буду обеспечен.
– Кристо, – Федор Симеонович широко улыбнулся, – мне бы не хо-отелось думать, что в-вечерами ты будешь проводить время за чтением. Неужели та-акой достойный, – он с аппетитом откусил от моченого яблочка и плеснул в стопочки еще по порции, – кабальеро не на-айдет других занятий? Или все в п-прошлом? И умоляю, не о-обвиняй меня в жадности, если я отдал те-ебе кофемолку и са-апоги, то книги тем более не пожа-алею.
Хунта наклонился и посмотрел, как в стопках сверкает налитая с горкой вечно ледяная водка:
– Есть, есть еще порох в пороховницах, найдется ли фитиль? – с этими словами он расправился со своей порцией, отшвырнул рюмку на стол и, лихо хлопнув ладонью по столешнице, провозгласил: – Решено! Но раз я оставляю тебя наедине со своим арманьяком, то не прочь взять в заложники этот штоф, – он указал на неиссякаемую бутыль, – и, так и быть, оставлю тебе сапоги.
Бутылка исчезла. Была и нет. Только Федор Симеонович, ласково улыбаясь, прогудел в бороду:
– Не-е могу рисковать, друг мой! Ведь при всех п-плюсах там будет о-один минус. Зато большой. Который т-точно знает – чего нельзя ра-азбазаривать. Но! фляжку бездонную я тебе да-ам. Ее прятать легче.
*

– Б-береги себя, Кристо! – Федор Симеонович по-русски троекратно облобызал отбывающего на трудовой подвиг друга и утер бородой скупую слезу.
– Похоже, – угрюмо заметил Витька, – Федор Симеонович сам не свой от счастья, что спровадил Кристобаля подальше от Демина.
– А Кербер даже не явился, – Володя Почкин затолкал рюкзак под сиденье и обернулся, – Эдька, где твои шмотки? Здесь есть место.
– Демин сейчас ходит по институту и ощущает себя триумфатором, – Роман поморщился, – что за жизнь, хорошо, задачу успели расписать, Эдик, ты все-таки гений.
– Витя гений. Я просто чуть-чуть изменил его версию. И ты тоже гений. Решение по трансгрессии в пространстве через матричную схему своим изяществом превосходит работу Володи по стратегии конвертации.
– Амперян! – гаркнул с переднего сидения Модест Матвеевич. – Здесь вам не тут! Об этих… девушках разговаривайте! Вот в таком вот аксепте!
– Успеется еще, – буркнул себе под нос Роман и пролез к окну.
Пока я пропихивал свой рюкзак под сиденье, мне дважды наступили на пальцы, один раз толкнули и три раза попросили подвинуться.
Я сел с Эдиком, впереди устроились Роман с Володей и Володиной гитарой, а грубый Корнеев, сказав, что он от нас еще при посадке устал, расположился через проход, заняв место рядом с собой видавшей виды спортивной сумкой.
К автобусу подошел, сверкая белизной полотняных брюк, товарищ Жиакомо. При нем был изящный чемоданчик, трость и легкий летний пиджак, который он накинул на одно плечо.
– На курорт собрался, не иначе, – пробурчал одиноко возвышавшийся на переднем сиденье Модест Матвеевич.
– Проходите сюда, я вам место занял, – позвал вмиг воспитавшийся Корнеев, когда Жиакомо зашел в автобус.
Но товарищ заведующий отделом Универсальных Превращений будто и не услышал любимого ученика. Он, извиняясь и беспрестанно сожалея о причиняемых неудобствах, протиснулся к Модесту Матвеевичу и занял узенькую полоску сиденья между окном и замом по хозяйственной части, чем немало озадачил половину автобуса, и в первую очередь самого Модеста – тот опешил, но подвинуться не смог – помешала автоматически опускающаяся ручка кресла. Хунта перестал разглядывать пейзаж и, скривившись, бросил осуждающий взгляд на коллегу, Корнеев поник, Эдик почему-то порозовел и страшно заинтересовался Володиной гитарой.
– Зрелище сие достойно анекдота, – фыркнул Роман.
– Про застрявший в межвременном пространстве астролёт? – заинтересовался Володя.
– Нет, про лягушку и бульдозер, – снисходительно сообщил другу Роман, – хотя про астролет тоже подходит.
– Фигня это, – разозлился Витька, – не может астролет застрять в межвременном пространстве. Это нереально, подвижность и статичность разные.
– Если применить модус Бен Бецалеля и спроецировать его на линейность... – возразил Корнееву Эдик.
– Товарищ Амперян! Да что такое! – прогремел Модест Матвеевич. – Я о чем вам приказал разговаривать???
– Простите, – порозовел Эдик, – но, как вы изволили выразиться «разговоры о девушках» слишком напоминают сплетни. А это не есть занятие для достойных мужчин!
– Так... – Модест повернулся, впечатав товарища Жиакомо в безвоздушное пространство между собой и окном. – Вы сейчас какой намек произвели, а?
– Жиан, тебя раздавят! – принял участие в диалоге Хунта. – Спасайся, пока возможно, а вы, Модест Матвеевич, не ерзайте. Расплющите половину мозгов нашего института одним движением...
Бледный Жиакомо взглядом оборвал сентенцию Кристобаля Хозевича и оттянул ворот белой водолазки.
– Я прекрасно сижу и не понимаю столь повышенного внимания к моей персоне, – отчеканил он. Полузадушенность голоса, правда, несколько смазала произведенный эффект.
– Точно, – резюмировал Роман, – у нас в болоте мужики не такие.
– Болото? НИИЧАВО? – изумленно спросил Почкин, доставая из кармана кроссворд.
– Это анекдот, но ты, Володя, его не знаешь. Он детский.
– Кристобаль Хозевич, за собой следите, – рявкнул Модест и встал, чуть не проломив головой крышу автобуса. – Перекличку делать буду, и отправимся. Амперян!
– Я здесь, – кивнул Эдик.
– Я ваши выкрики запомнил, – угрюмо сообщил Эдику зам по хозяйственной части, – так что учтите, вы на карандаше. Итак. Амперян!
– Да, Модест Матвеевич.
– И намеки ваши мне смешны, вы меня поняли?
– Извините, Модест Матвеевич, я не думал, что вы их примете на свой счет.
– А что, – Камноедов нахмурил брови, – если б я принял вашу фразу на счет, – он огляделся, – товарища Хунты, вы бы избежали заслуженного порицания? Амперян!
– Я же принес извинения, – Эдик расстроился. Он очень не любил грубить старшим.
– Это перекличка, – снисходительно пояснил Модест, – вижу, вы – на месте. Абрамов.
С задних рядов отозвался товарищ из отдела Бальзамо.
– Так, – прошипел Хунта, – это в каком таком ракурсе вы приняли намек Эдуардо на мой счет?
– Кристо, Модест Матвеевич! Нам четыре часа ехать, а вы...– Жиакомо встал, мягко отобрал у Модеста список и спросил: – Товарищи, посмотрите, все в сборе?
Мы удовлетворенно кивнули.
– Хотелось бы по головам посчитать, – попытался спорить Модест Матвеевич.
– Все двадцать девять сотрудников наличествуют, – перешел на понятный товарищу Камноедову язык Жиакомо. – Вы, Модест Матвеевич, не волнуйтесь, мы прекрасно можем отправляться.
Модест с подозрением оглядел собравшихся в автобусе сотрудников. Кроме нашей компании и старших магистров тут были несчастные из отдела Абсолютного Знания, какие-то незнакомые ребята из отдела Недоступных Проблем, спортивного вида парни из лабораторий Выбегаллы, даже из отдела Предсказаний и Пророчеств было несколько тихих и почти прозрачных товарищей, плюс – парочка неизвестно как затесавшихся в наши ряды инженеров из отдела Технического Обслуживания.
Удовлетворившись осмотром готовых к отправке на трудовой подвиг сотрудников, Камноедов повернулся к водителю и объявил:
– Все в наличии. Едем!
Автобус натужно рыкнул и тронулся с места.
В окна махали провожающие, кто-то кричал: «Серега, рыбку, рыбку привези!», кто-то стучал на прощание по дверям ладонью, какие-то мальчишки свистели, собаки пытались укусить колесо, низкие ветви деревьев скребли по крыше, пыль залетала в открытые форточки.
Мы ехали в «Соловецкие зори».


~*~
Из-за поломки автобуса до Окуневки мы добрались уже вечером. В летних сумерках желтели окошки маленьких садовых домиков, черными кляксами выступали из заросших садов древние мощные срубы о двух этажах, старые дубы и клены по обочинам смыкали свои ветви над дорогой, и мы двигались по туннелю с кружевным потолком из листвы.
Автобус остановился на площади у сельсовета – небольшом пятачке, окруженном кустами и штакетником.
Я огляделся. Сельсовет – двухэтажный барак ярко-голубого цвета – украшали герб, профиль вождя на гипсовой доске, выполненный в технике барельефа, и пустой флагшток, привинченный к коньку крыши. Здание напоминало груженую под завязку баржу, которая вот-вот пойдет ко дну. На крыльце под табличкой «Прием населения: пн. – пт. с 10 до 17 (каждый третий четверг месяца – санитарный день)» сидел мальчишка и лузгал семечки.
Модест Матвеевич, выходя из транспортного средства, строго велел нам автобус не покидать, бдительность сохранять и беречь самое дорогое – честь родного института. Мы согласно покивали и приготовились к долгому томительному ожиданию.
Вернулся Модест на удивление быстро. Вокруг него увлеченно прыгал плюгавый мужичонка, одетый, невзирая на теплый вечер, в телогрейку и подобострастно заверявший в чем-то товарища зама по АХЧ. Модест величественно слушал и изредка кивал головой.
Потом мужичонка махнул рукой в сторону густой зеленой листвы, Камноедов очередной раз склонил голову и поднялся в автобус.
– Прямо. К бараку.
– Дожили, – горестно заметил Роман, – мечта Кербера сбылась. Мы в бараке...
– Морда в розах, жопа в пене, – отреагировал грубый Витька.

Мы выгрузились и поползли по узкой тропинке под склон. Вскоре показались апартаменты – длинный одноэтажный барак с пристроенными к нему скособоченными сараями. Во дворе торчала одинокая колонка, территория, примыкавшая к нашему новому дому, была с трех сторон огорожена низеньким заборчиком, заросшим дикой малиной и смородиной. За бараком рельеф местности понижался, и было видно, как внизу отражают последние лучи солнца воды реки Окунь.

Модест Матвеевич встал у двери со списком наизготовку и принялся распределять койко-места:
– Старшие магистры в количестве двух штук – товарищ Хунта и товарищ Жиакомо – в комнату номер один, последнюю по коридору направо. Товарищи Амперян, Корнеев, Ойра-Ойра, Почкин и Привалов – следующая за магистрами комната, номер два, товарищи Абрамов, Болотницкий, Старостин, Сычев, Федосеев, комната номер три…
Мы подхватили рюкзаки и пошли устраиваться.

*
– А где вы будете проживать, Модест Матвеевич? – товарищ Жиакомо осторожно дотронулся до рукава зама по хозяйственной части.
– Ну, уж не на коврике, – изволил пошутить грозный Модест. – С вами и товарищем Хунтой. В таком вот разрезе.
– Как хорошо! – обрадовался Жиан Жеромович.
– Лучше не придумаешь, – разъярился Хунта, но быстро сменил гнев на другой гнев.
– Модест! Это что?
– Наша комната, – неуверенно произнес Модест Матвеевич.
– Это невозможно! Здесь не смог бы жить ни один бывший великий инквизитор!
– Товарищ Хунта…
– Я Хунта уже девять веков!
– Десять, – поправил великого магистра Жиакомо и поцарапал ногтем штукатурку. Штукатурка покорно отвалилась. – Не возражаете, господа, то есть товарищи, если я займу койку с левой стороны?
– Жиан! Ты станешь жить в этом хлеву? – брезгливо поморщился Кристобаль Хозевич.
– У меня неутешительные новости, Кристобаль, но ты тоже будешь жить здесь.
Кристобаль Хозевич в порыве негодования швырнул свой чемодан на койку у окна – панцирная сетка под свернутым в рулон матрацем ойкнула и прогнулась. Критически изогнув бровь, Хунта оглядел помещение. Маленькая комната вмещала в себя разбитый платяной шкаф без одной дверцы, тумбочку, три кровати, два стула и цинковое ведро.
Жиакомо попробовал положить чемодан сначала в шкаф, но полка угрожающе заскрипела, тогда заведующий отделом Универсальных Превращений попытался найти место для своего багажа под кроватью, но обнаружил там большие серые клубы пыли, Жиан вздохнул и устроил чемодан у изголовья кровати.
– Если вы не возражаете, я бы позволил себе создать тут некое подобие порядка. Это займет четверть часа, не более, – обратился он к Модесту Матвеевичу.
Камноедов уже уселся на кровать и развязывал рюкзак. Он оторвался от своего занятия, огляделся и сообщил:
– Режимом предусмотрен ужин. – Потом подумал и добавил: – но я поддерживаю вашу инициативу. Нам нужна здоровая обстановка и удовлетворительное санитарное состояние эксплуатируемого помещения.
– Это означает «да», – перевел Хунта.
– А вас, Кристобаль Хозевич, я попрошу оказать содействие, – распорядился Камноедов, – мне нужно налаживать контакт с местной администрацией, в коридоре двух лампочек не хватает.
С этими словами Модест направился контактировать, оставив Хунту раздраженно шипеть вслед:
– Малпаридо…
– Кристо, позволь мне самому заняться уборкой, и окажи любезность, не сквернословь, – сухо попросил Жиакомо, снимая светлый пиджак и вешая его на спинку стула.
– С удовольствием, – Хунта отвесил поклон и вышел.
*

 Отправлено: 21.05.07 10:01. Заголовок: Re:

– Мне кажется или чего-то не хватает? – Роман огляделся.
– Света не хватает, – я повернул выключатель, но лампочка не зажглась.
– Перегорела?
– Да нет, вроде бы, – Роман посветил себе спичкой.
– Сейчас мы её… – Витька сосредоточился и направил на неработающую лампочку сфокусированный импульс Теслы. Лампочка не отреагировала. – Не понял? – удивился Корнеев и на всякий случай осмотрел свои руки.
– Все равно не работает, – исследовал лампочку Роман.
В открытой двери возник Жиакомо.
– Жиан Жеромович, увольте меня, пожалуйста, – попросил Корнеев у любимого учителя, пока Володя с деланной заботой осматривал его уши на предмет обрастания.
– Ни одного пореза, – сообщил Почкин, – что же ты тогда так с импульсом-то? Может, заболел?
– Не беспокойтесь, Виктор Павлович, это нормально вдали от цивилизации. Это случается, – Жиакомо направил палец на лампочку, и та с гудением засветилась слабым мигающим светом. – Видите, напряжение очень низкое, я бы на вашем месте попробовал метод Горючного, работающий с довоенной проводкой. Но что ж это я? Я пришел поинтересоваться, нет ли у вас тряпки, господа.
– Возьмите мою футболку, Жиан Жеромович! – с этими словами Витька начал стягивать с себя видавшую лучшие времена майку. – У меня еще гавайка есть.
– Спасибо, Виктор Павлович, – улыбнулся Жиакомо, и мне как всегда захотелось стать лучше, умнее и образованнее. Судя по втянувшему живот Почкину и запихивающему под кровать потрепанные кеды Роману – не мне одному. Странное воздействие оказывал на людей товарищ заведующий отделом Универсальных Превращений, – я не могу принять такую жертву.
– Я видел во дворе санитарный комплекс, – вынырнул из шкафа Эдик, – надеюсь, там вы обнаружите все искомое, а у нас есть молоток и гвозди.
– Очень хорошо, – обрадовался Жиан, – смею ли надеяться, что вы одолжите мне инструмент?
– Жиан Жеромович, – отобрал грубый Витька у Эдика упомянутые предметы роскоши, – я сам все сделаю, чего надо-то?
– Спасибо Виктор Павлович, по-моему, Эдуард Ягович еще не закончил, – Жиакомо огляделся, я тут же ощутил нашу комнату хлевом и устыдился. Роман с Володей – тоже. – А потом, апартаменты явно нуждаются в ваших руках. Закончите – занесите, пожалуйста, – он еще раз улыбнулся и вышел.
– Что-то не так, – задумчиво отметил Володя.
– От Жиана не несет как от парфюмерного отдела магазина.
– На природе не комильфо, – пожал плечами Эдик. – Жиакомо – человек тонкий.
– Давай быстрее делай полки! – угрожающе произнес грубый Корнеев, – или дай мне, я прибью.
Мы переглянулись. Когда дело касалось нужд Жиакомо, Витька зверел, ибо обожал и восхищался учителем и руководителем даже сильнее, чем Федором Симеоновичем. На других магистров корнеевских чувств не хватало.
За стеной скрипнула дверь, звякнуло ведро и задребезжало стекло.
– Пойду спрошу, две тряпки у Жиакомо или одна, – сказал я и направился в комнату к магистрам.
Заведующий отделом Универсальных Превращений мыл окно.
Он стоял коленями на подоконнике и, засучив рукава безукоризненно отглаженной рубашки, протирал мыльной тряпкой раму.
Зрелище было настолько диким, учитывая то, что до этого я ни разу не видел магистра хотя бы без пиджака, что я слегка обалдел, но потом вежливо покашлял, дабы привлечь к себе внимание.
– Прошу прощения за беспокойство…
Жиакомо обернулся.
– Да, да, разумеется, берите, Александр Иванович, – он указал на груду тряпья на тумбочке, – я обнаружил подсобку дальше по коридору.
Поблагодарив, я забрал несколько рваных наволочек и вышел.
– Окно моет, – шепотом рассказал я ребятам.
– С ума сойти, я должен это видеть, – Роман отобрал у Эдика молоток и пошел подивиться.
– Тебе, что – цирк? – вознегодовал Витька.
Через минуту Роман вернулся, кажется, он был восхищен.
– Шкаф подвинул, прибивает дверцу, – так же, как и я, шепотом, сообщил он.

Через полчаса в коридоре раздался рев Модеста Матвеевича, грозный зам по АХЧ изволил гневаться.
– Что значит «вы попросили покинуть помещение»? Товарищ Жиакомо, вы что же, не учитываете воспитательной силы трудотерапии? Особенно для бывших инквизиторов?
– Кого-кого? – пропел незнакомый женский голос. – Визитора? Это кто ж такой? Отродясь в Окуневке такого сраму не водилось.
– Добрый вечер, сударыня, – произнес Жиан, – прекрасная погода стоит на дворе.
– Пора реквизировать молоток, – принял стойку Роман, – что за фею привел Модест?
– Я тебе реквизирую! – пригрозил Витька. – Костей не соберешь. Почкин, твой шеф – кобель!
– Фу, – захохотал Володя, – пытаешься породить во мне социальную ненависть? Ромка – просто увлекающаяся и пылкая натура!
– Ойра-Ойра! – прокричал из коридора Модест. – Идите белье получать, быстро!
– Пошли Камноедову грамоту за отличную работу! – воздел руки к небу ликующий Роман.
Он ушел за бельем и через некоторое время вернулся, груженный серой грудой жеваных пододеяльников и простынь.
– Нет, это не мой вариант… – пожаловался он, скидывая ношу на кровать.
– Хорошо, что ты понял это до свадьбы, – ответил бесчувственный Корнеев.
– Хотя я еще не принял окончательного решения, – задумчиво продолжил свою речь Роман.
– Я в первую очередь думаю о чувствах девушки, – признался Эдик и рассмотрел свою наволочку на свет. – Какая гадость...
– Верно, – кивнул головой Роман, – пока ты думал о чувствах Майки, она вышла замуж за экспедитора Китежградского завода. Ты – тормоз! А я – философ. Я еще не видел остальных жительниц. Вдруг на их фоне она – роза?
– Рома, про таких, как ты, мой дед говорил, что им нужно колокольчик привязывать. На определенное место, – хмыкнул Володя Почкин.
– У меня в пододеяльнике дыра, – вступил в дискуссию Витька, – значит ли это, что, раз Ромка – аморальный тип, я с чистой совестью могу спереть его белье? Все равно он с завтрашнего дня на чужих подушках ночевать будет?
– Грязные и ничем не обоснованные инсинуации! Мир полон завистников, – ухмыльнулся Роман, – жизнь полноценного мужчины трудна!
– Это кого ты посчитал неполноценным? Меня или Володю? – набычился Витька. – Трепло!
– А ты, Витя? – тихо спросил Эдик.
– Вы мне надоели, – вмешался я, – пойду, совершу мужской поступок и верну Ромкиной вероятной пассии кусок ветоши, который она наивно считает одеялом, – и я отправился в коридор.

Проходя мимо сарая, согласно табличке гордо поименованного «Банно-Прачечный Комплекс», я услышал раскатистое Модестово «Это что такое?!» и завернул узнать, в чем дело.
Посреди комнаты с умывальниками на натянутых веревках сушились три комплекта тщательно выстиранного постельного белья. Рядом с ними багровел зам по хозяйственной части, а чуть поодаль у окна смущенный Жиан Жеромович объяснял, что спать на таком сером совершенно невозможно.
– А теперь на чем возможно, товарищ Жиакомо? – грозно вопрошал Модест, выжимая на пол угол простыни.
Я понял, что спасти заведующего отделом Универсальных Превращений сейчас могу только я.
Набравшись смелости, я шагнул на кафель и, спешно припоминая все понятные Модесту Матвеевичу слова, обозначил свое присутствие вежливым «извините».
Камноедов обернулся.
– Прошу прощения, не хотел вас прерывать, но не одолжите ли вы мне хозяйственного мыла? Нам тоже надо провести санобработку постельных принадлежностей. Во избежание заражения педикулезом.
– И вы туда же! – взревел Модест. – Спать на голых матрасах не позволю!
– Модест Матвеевич, все в порядке, – заверил я его. – Мы с товарищами посоветовались и пришли к единодушному мнению, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Соблюдение гигиенических норм – наипервейшая задача в деле сохранение здоровья коллектива, вы же знаете.
Камноедов засомневался.
– Правильно мыслите, товарищ Привалов. Ответственно. Одного не учли – замены постельных принадлежностей нет.
– Не беспокойтесь, товарищ Камноедов, рационализаторская мысль не дремлет. Товарищ Жиакомо, как великий магистр, нашел удивительное по простоте решение, – я поискал глазами Жиана Жеромовича, надеясь на поддержку.
Великий престидижитатор стоял у окна БПК и смотрел на пасшуюся в отдалении козу. Мне показалось, что мирный сельский пейзаж ранит товарища Жиакомо в самое сердце.
– Вы что-то спросили, Александр Иванович?
– Товарищ Привалов ищет конструктивные решения, это позитивно. А вот вы, товарищ Жиакомо, поступили недальновидно, самым разгильдяйским образом лишив товарищей спокойного сна на чистом....
Тут Модест Матвеевич запнулся, разглядывая одеяло, которое протянул ему я.
– Пол помыли, товарищ Привалов? Похвальная инициатива.
– Помыл, но не этим. Сей предмет – одеяло! И по задумке наших хозяев я им должен укрываться.
– Мы не свиньи, Модест Матвеевич. Лучше я буду лежать на голой земле, на берегу реки, чем на том, что предложила дама-кастелянша! С которой вы, кстати, вели беседу совсем в другом тоне, чем с нами, – глаза Жиакомо полыхнули бессильной яростью. – Извините, посмел предположить, что вам будет неприятно проводить ночи на этом, – он описал рукой круг, явно пытаясь облечь в приличную форму свои совершенно неприличные мысли, – вопиющем безобразии!
– Нельзя на земле, простудитесь! – отрубил Модест и вырвал у меня из рук ветошь. – Завтра я поговорю с товарищем председателем, а пока возьмите мое одеяло. Вот в таком разрезе.

Акустика в нашем бараке была прекрасная.
Ложась спать, я слышал, как Кристобаль Хозевич и Модест Матвеевич обсуждают, является ли отсутствие таблички «В помещении не курить» косвенным разрешением на традиционную вечернюю сигару Хунты. Модест Матвеевич ссылался на правила пожарной безопасности, Хунта же апеллировал к своему историческому опыту, который он приобрел, раскуривая трубки и гаваны в офицерских блиндажах, чуть ли не на бочках с порохом, и в любых деревянных постройках, в коих на своем веку живал не мало.
Жиакомо по большей части молчал, лишь единожды предложив свою помощь, когда Модест оборачивал подушку полотенцем. От помощи Камноедов отказался. «Руки-то имеются», – заявил он, и великий престидижитатор замолчал.
Бледный свет луны отражался в стекле распахнутого в летнюю ночь окна, вдали лаяла собака, легкий ветер шелестел ветвями деревьев над крышей корпуса, я засыпал.

 Отправлено: 21.05.07 10:01. Заголовок: Re:

~*~

*
– В таком вот аксепте, – вместо «спокойной ночи» пожелал Модест Матвеевич великим магистрам, – и отвернулся к стене.
Панцирная сетка тоскливо взвизгнула и прогнулась до самого пола.
– Ну… спи спокойно, Жиан, – хмыкнул заведующий отделом Смысла Жизни и насмешливо добавил: – Если эстетический шок позволит.
– Благодарю, Кристо, – с трудом оторвался от созерцания величественной груды на противоположной койке великий престидижитатор и улыбнулся: – Надеюсь, хотя бы во сне ты будешь если не счастлив, то удовлетворен.
Хунта попытался пронзить нахального Жиакомо взглядом, но, увы, тот уже погрузился в сладкие грезы о весьма недостойном, по мнению бывшего великого инквизитора, предмете.

А Модесту Матвеевичу снился сон.
Что сидит он за столиком в столовой подшефного институту Китежградского завода магической техники, и перед ним тарелка борща с пампушками, да блюдо вареников с картошкой, щедро присыпанное укропом, луком и другими приправами, и грибочки белые, один к одному, соленые в оранжевом соуснике. И сыт уже Модест Матвеевич, а не встает, потому что очень уж ему хорошо, так хорошо, что даже пуговицу бы Модест Матвеевич расстегнул, да лениво. А тут подходит к нему официант, весь в белом, ну совсем как скатерти столовой подшефного завода, и приносит графин, пузатый, запотевший от кристальной холодности напитка и, нагнувшись к самому уху Модеста Матвеевича, шепчет ласково:
– Каких напитков опробовать изволите, прекрасный Модест Матвеевич?
И так, шельма, произносит фразу, что охота Модесту Матвеевичу потрепать юнца по щеке по-отечески, да и согласиться опробовать все, что тот ему предложить сможет.
– Шартрез лучших сортов позвольте рекомендовать, наипочтеннейший Модест Матвеевич, – и наклоняется ниже, волосами, точь-в-точь, как у товарища Жиакомо, по голой шее скользит, – или херес, весьма удался урожай пятнадцатого года. Прикажете подать?
И хочет Модест Матвеевич сообщить, что на службе он не употребляет, но теперь уже рубиновым отливает напиток в графине, а официант голосом товарища Жиакомо продолжает искушать:
– Мадеру откушать изволите, достославный Модест Матвеевич? Позвольте ваш бокал наполнить, мадера разожжет костер в вашей крови и сердце увеселит.
И гладит пальцами руку Модеста Матвеевича, вкладывает в нее хрустальный бокал, а губами – вот непристойность–то какая! – ухо его, товарища Камноедова, задевает. И так жарко становится заму по хозяйственной части, так приятно, что непорядок просто налицо и всяческие нарушения субординации.
– Пейте же, прекрасный Модест Матвеевич, – не унимается коварный искуситель, пахнущий дорогим одеколоном товарища Жиакомо, – а то ведь вижу, изнемогаете вы от погод здешних, позвольте мне облегчить мучения ваши, – и берется за верхнюю пуговицу полосатой рубашки Модеста Матвеевича. Пуговица сама выпрыгивает из прорези, а белые пальцы скользят вниз по голой груди, и хочет Модест Матвеевич сказать, чтобы товарищ работник общепита прекратил безобразие, да не может. А тот уже волоски вокруг сосков заместителя по хозяйственной части нежно щиплет, и совсем невмоготу становится Модесту Матвеевичу. А охальник знай себе наглаживает и языком в ухе непристойности творит.
– Вы это прекратите, здесь вам не тут! – надо бы сказать, да не идут слова, а сердце, столько времени бившееся в груди, как ему и положено, к животу переместилось, где бестрепетная рука обширное чрево Модеста Матвеевича по-хозяйски ласкает, да в пупочной ямке щекочет…

Кровать душераздирающе треснула, и Модест Матвеевич сел, утирая ладонью струящийся по лбу пот. У окна выводил носом замысловатые рулады Кристобаль Хозевич, напротив в зыбком свете луны прерывисто дышал во сне товарищ Жиакомо. Модест посмотрел на часы. Пол-третьего, и лишь ночная птица ухает за открытым окном барака. Он встал, взял полотенце и, стараясь не шуметь, вышел из комнаты, спустился к реке и плавал около получаса, прежде чем почувствовал себя способным вернуться обратно.
Остаток ночи всякая чепуха вроде белых скатертей в столовой Китежградского завода магических инструментов товарищу Камноедову не снилась.
*

– Они что, так и не замолкали? – Роман с трудом оторвал голову от подушки и ткнул пальцем в стенку.
– Я, кажется, знаю, что будет служить нам будильником, – простонал Эдик.
– Скорее – кто, – буркнул Почкин и потянулся.
– Подъем! – радостно заорал Витька, просыпавшийся обычно в самом добром расположении духа.

– Ни один великий инквизитор не смог бы спать на такой поганой койке! Она сама – предмет пыток! Прокрустово ложе – колыбель по сравнению с этим адским изобретением! Или мне заменят кровать, или я прокляну вас, Модест Матвеевич! – бушевал за стеной Хунта.
– Прекратите свои церковные замашки! – прогремел в ответ Камноедов. – Законы коммунального общежития одинаковы для всех! Это вам не Прокруст с отдельным койко-местом!
– Жиан! Это просто невозможно! – Кристобаль Хозевич швырнул в стену нечто тяжелое, то ли тумбочку, то ли матрац. – Для такого типа личность – пшик! Это вопиющее наплевательство на интересы другого человека!
– А то, что я поспал бы еще полчасика, интересует нашего филантропа Кристобаля Хозевича? – спросил Роман у трущего лицо Эдика.
– Причем тут ты? – пожал плечами мой друг. – Кристобаль говорит о личностях. То есть – исключительно о себе.
– Я не спал полночи! Но вам, досточтимый Модест, все равно! Вот когда я обнаружу себя неработоспособной единицей, вы, может быть, изволите заметить… как он это именует Жиан? Мерзкое слово – непорядок!
– У Кристо больная спина, – тихо произнес великий престидижитатор, – я вчера был расстроен и не подумал о ложе товарища Хунты, это моя вина.
– Надо было остаться в Соловце по больничному листу, – пробурчал Модест.
Заскрипели половицы, что-то стукнуло, зашуршало по стене, потом еще раз стукнуло, затем Модест сказал:
– Вот таким образом.
– О! Это же другое дело! – с приличной порцией яда ответил Хунта. – Теперь мое ложе напоминает сказочную перину. Благодарю вас, товарищ Камноедов, за своевременную реакцию.
Проходя мимо нашей двери, Хунта все еще кипятился.
– Это невероятно, – шипел он себе под нос.

Когда великие магистры и примкнувший к ним Камноедов отправились к рукомойникам в БПК, Витька объявил, что «передача по заявкам радиослушателей» закончилась, пора и честь знать.
Роман гордо достал из тумбочки привезенную с собой импортную электробритву – чудо вражеской техники, сверкающий челюстями агрегат, упакованный в кожистый футляр. Любовно сжимая машинку, он накинул на шею полотенце и, насвистывая, первым вышел из корпуса.
В БПК я завалился, зевая и потягиваясь, склонился над раковиной и пустил воду. Тонкая струйка ударилась в жестяное дно, я плеснул на лицо ледяной воды и взглянул в зеркало.
За моей спиной, совершенно потерянный, стоял Роман, сжимая в руке штепсель, который некуда было воткнуть – розетку в банно-прачечном комплексе не предусмотрели. Но, как я понял, даже не это смутило моего товарища. Со смесью восхищения и зависти он наблюдал за Кристобалем Хозевичем, который, стоя у окна, брился при помощи двух клинков. Один клинок Хунта воткнул в оконную раму, используя широкое лезвие вместо зеркала, другим же, согнутым как тонкий серп, он ловко сбривал отросшую щетину, пуская по потолку и стенам слепящие блики.
– Доброе утро, господа, – поприветствовал нас товарищ Жиакомо, подходя к свободному крану, – прекрасная погода.
– Воды горячей нет, что делать будешь? – Кристобаль Хозевич провел кинжалом по отливающей синевой щеке, – отлично наточил Саваоф Баалович, у меня так не получается.
– Отсутствие горячей воды – факт прискорбный, но не извинительный для того, чтобы ходить с растительностью, если, конечно, – поспешно добавил Жиакомо, оглянувшись на нас с Володей, – отсутствует цель отрастить бороду.
– А отсутствие электричества? – с тоской спросил Роман, глядя на чудо буржуазной техники.
– Право, Роман Петрович, пусть все ваши проблемы будут такими, – усмехнулся Хунта, засунул ножи за пояс джинсов и приблизился к нашему другу. – Штепсель?
– Пока бесполезный, – оживился Ойра–Ойра, – вы хотите синтезировать дугу Элинуса-Кулона? Остроумно!
– Не только, – покачал головой Хунта. Он взял в руку вилку, бритва зажужжала, сначала тихо, но постепенно звук нарастал. – Брейтесь, Роман Петрович, и подумайте еще, уверен, завтра вам моя помощь не понадобится.
– Спасибо, Кристобаль Хозевич, только, боюсь, во мне нет столько энергии, сколько в вас.
– Увеличьте импульс, право слово, даже странно учить вас.
Роман перекосил лицо, то ли чтоб добраться до скулы, то ли от обидных слов великого магистра.
– Но ведь проводимость различна.
– Роман Петрович прав, – Жиан Жиакомо аккуратно убрал опасную бритву в перламутровую ручку, скромно инкрустированную серебром и синими камешками, мною не опознанными, но, судя по округлившимся глазам Эдика, имеющими определенную ценность, – у него кривая Гальвани заземляется под углом в сорок пять градусов, у тебя – в девяносто четыре.
– А зарядку вы делали? – в дверях в прескверном расположении духа появился Модест Матвеевич, прижимавший к животу стопку относительно чистых простыней, одеял и прочего белья. – Я не слышу ответа.
– Кто, позвольте спросить, должен был заниматься рукомашеством и ногодрыжеством, – передразнил Модеста Хунта, – я? Или вот он? – Кристобаль Хозевич ткнул пальцем в выпиравшие из открытой майки мускулистые плечи товарища Жиакомо, – или Владимир?
– Я – за, – неожиданно отозвался ренегат Почкин, – надоело за всех по сборам мотаться!
– Не успеете уже зарядку, – расстроенно посмотрел на наручные часы Модест. – Завтра подъем на пятнадцать минут раньше, – он постучал пальцем по запястью и вышел.
Роман закончил бриться, горячо поблагодарил Хунту за помощь, и мы засобирались на завтрак. Впереди были поля.

 Отправлено: 21.05.07 10:02. Заголовок: Re:

– Что вы делаете?
– В каком смысле, Модест Матвеевич? – послышался из-за стенки удивленный голос товарища Жиакомо.
– В прямом! Вы в этом будете грядки полоть?
– У меня нет другой обуви.
– Жиан, а куда делись сапоги, в которых ты гарцевал под Аустерлицем? Сейчас бы они очень пригодились.
– Прекратите, товарищ Хунта. Что за намеки на участие товарища Жиакомо в империалистических войнах? Он теперь советский ученый, и я не позволю очернять его имя грязными провокациями!
В соседней комнате повисло потрясенное молчание. Затем хлопнули створки, половицы жалобно взвыли, и дверь в нашу комнату распахнулась. На пороге стоял разгневанный Модест Матвеевич в майке и драных тренировочных.
– Обувь есть?
– Какая? – не поворачиваясь от стола, спросил Роман.
– Товарищ Ойра-Ойра! Здесь вам не тут. Я не с вашей спиной разговариваю, а с вами.
Роман скрипнул зубами и развернул корпус к заму по хозяйственной части.
– Что вам нужно?
– От вас, – Модест Матвеевич смерил недобрым глазом тапочки моего друга, – ничего. Привалов, у вас есть запасная обувь? До вечера.
– Сапоги есть. А что?
– Давайте. После работы схожу в правление на предмет надлежащей экипировки отдельных сотрудников.
– А он что, босиком по грядкам ползать будет? – разозлился Роман.
– В кедах, – милостиво разрешил Модест Матвеевич, – в таком вот аксепте.
Я молча протянул сапоги.
– Личинка ты, Сашка, – прошептал грубый Корнеев и добавил в полный голос, когда дверь за Модестом закрылась: – И чего ты так боишься его?
– Не вижу повода конфликтовать из-за каких-то сапог. Нам с ним еще месяц жить.
– Саша прав, – заметил Эдик, – за месяц у нас наверняка найдутся более важные поводы для споров с Модестом.

– Держите, – прогремело за стеной, – товарищ Привалов вошел в положение.
– Благодарю вас, Модест Матвеевич.
– Жиакомо какой-то не такой, благодарить нашего мастодонта за чужие сапоги? – передернул плечами Роман.
– Он давно уже не такой, – тихо сказал Эдик.
– А не заткнуться бы вам? Сплетники! – оскорбился за любимого учителя Витька и встал с кровати, – давайте быстро, машина гудит.

Когда мы подошли к автобусу, великие магистры уже находились в салоне.
Товарищ Хунта скрестив руки на груди восседал на переднем сидении и нервно жевал потухшую сигару, изредка бросая взгляды назад, где на одной четверти свободного от Модеста Матвеевича сидения жался заведующий отделом Универсальных Превращений.
– Спасибо, Александр, – улыбнулся мне Жиан Жиакомо.
– Помог товарищу, – величественно кивнул головой Модест.
Кристобаль Хозевич поднял брови и пробурчал что-то нелестное про то, какой волк кому товарищ, но, судя по направлению взгляда, имел в виду совсем не меня.
– Водитель, трогайте, – скомандовал Модест Матвеевич.

Автобус вез нас меж бескрайних полей редиса и моркови. Я посмотрел по сторонам – справа и слева вдаль уходили ровные грядки, сходящиеся в точку у горизонта. Небо раскинулось над нами необъятным белесым куполом. Было пасмурно и душно.
Наконец водитель свернул к отведенному для нас участку и затормозил.
– Приехали, – оповестил Камноедов и тяжело соскочил на пыльную дорогу.
Когда все сотрудники вышли, зам по АХЧ собрал нас и провел краткий инструктаж.
– Мы брошены на прополку редиса. Он выглядит так, – Модест Матвеевич поднял за хвостик вялую редиску.
– Потрясающе, – саркастически заметил Роман, – сразу же обезопасил нас от проблемы перепутать сей овощ с апельсином.
– Или умклайдетом, – согласился Почкин.
– Всем видно? Остальное – растения-паразиты, конкурирующие за свет и влагу с культурными растениями, так называемые сорняки.
– Сорняки – всем враги, – срифмовал я. Роман похлопал меня по макушке, мол, штатный поэт он и в колхозе поэт, а Витька изобразил паскудную пантомиму, смысл которой я предпочел не понять.
Модест тем временем продолжал ораторствовать.
– Их извлекаем из почвы и складируем в проходах. Распределяемся по грядам и движемся вперед. За цепочкой пропалывающих движется группа, которая упорядочивает извлеченный растительный материал путем собирания в копны.
– В копны собирают не сорняки, а скошенную траву, иначе – сено, – Эдик задумчиво потер переносицу, – а еще злаковые культуры.
– Эдуардо, такая эрудиция делает вам честь. Но Модест Матвеевич говорит то, что должен уяснить любой, – Хунта щелкнул пальцами, – побрекито, и в первую очередь – сам оратор.
– Кристо, – прошипел через плечо не пропустивший ни единого слова товарища Камноедова Жиакомо, – некрасиво обсуждать человека за его спиной.
– Ты предлагаешь мне высказать мнение прямо в живот? Не волнуйся, друг мой, Модест неуязвим ни спереди, ни сзади! Хотя последнее, наверное, огорчает моего друга?
Жиакомо почему-то покраснел и отодвинулся от бывшего великого инквизитора.
– Так, товарищи! Техника безопасности следующая – рубашек и маек не снимать во избежание обгорания, кепки и панамы надеть во избежание перегрева, пользоваться перчатками, овощи из земли не есть, они обработаны удобрениями. Воду привезут в двенадцать ноль-ноль. В час дня подъедет автобус и отвезет нас на обед, в три мы продолжим коллективный труд, продолжительность работы до семи вечера. Всем всё понятно?
– Непонятно! – крикнул Витька. – Из вашей речи я ничего не узнал про то, увезут ли нас домой или бросят в поле на ночь?
– Во избежание разбазаривания сотрудников на объекте, не подлежащем тотальному контролю, – поддержал друга Роман.
– Хохмачи, – пожал пудовыми плечами Модест, – собирался забрать, но по просьбам трудящихся особо ретивых оставлю наедине с редиской. Так, вам все понятно?
Мы покивали, уныло глядя на нескончаемые грядки.
– Приступайте, товарищи.

Через час непрерывного физического труда я сел на грядку и закурил. После работы за «Алданом» и пяти минут зарядки по утрам я был не в лучшей форме, утешало лишь то, что раскрасневшееся лицо Эдика и мокрый от пота лоб Романа свидетельствовали, что я не один такой худосочный. Пятые точки Витьки и Володи стали точками уже не в переносном смысле – эти двое здоровяков ползли так быстро, что я бросил соревноваться с ними еще полчаса назад. Из-под их рук, как из-под ножей комбайна в разные стороны с удивительной скоростью разлетались сорняки, так что я был даже немного рад, когда они меня обогнали – по крайней мере, не приходилось больше отряхиваться.
Роман посмотрел на меня и тоже уселся на землю.
Его еще недавно такая чистая и модная синтетическая майка насквозь промокла и прилипла к спине.
– Я не понимаю, – пожаловался он, стаскивая перчатки, – элементарные вещи не получаются. Какое-то невиданное стагнационное поле вокруг.
– Вокруг поле редисочное, – сказал я, затягиваясь, – стагнационное поле в лаборатории осталось.
– Саша, иногда мне за тебя просто стыдно. Тоже мне, ученик чародея, – укоризненно покачал головой Роман.
– Как скажешь, сенсей. Что не получается у моего учителя? – я сложил руки в немом почтении.
– Дубли не получаются, – очень тихо и нехотя ответил Ойра-Ойра.
– Что? – вытаращился я.
– Дубли, – зло зашипел Роман.
– У тебя тоже не получаются? А я-то думал, что просто устал, – донеслось с соседней грядки.
Эдик присоединился к нам и начал размышлять:
– Если дубли не получаются у обоих, то ты, пожалуй, прав насчет подавления демиургической амплитуды. Может быть, на другой основе попробуем?
– Пробовал уже, – Роман плюнул на землю.
– Филоните? – раздался сзади голос грозного Модеста. – Пытаетесь подменить созидательный труд разгильдяйскими разговорами и перекурами?
Я вздрогнул и затушил окурок. К несчастью – о куст редиски, что не осталось незамеченным.
– А вы, Привалов, еще и сельхозкультуры портите?
– Трогательный момент! Не думал, что доживу! Товарищ Камноедов упомянул слово «культура»! – Роман показательно вытер уголок глаза. – Эдька, сколько медведей сдохло в окрестных лесах?
– Все, включая цирковых и зоосадовских, – тяжело вздохнул Эдик, – зато мы стали свидетелями беспримерного случая в истории.
– А вот товарищи Корнеев и Почкин не ёрничают! – сдвинул брови Модест. – Они выполняют план и показывают пример отсталым товарищам!
– Отстающим, вы хотели сказать, – зачем-то уточнил я.
– Что хотел, то и сказал. Работайте, – Модест развернулся и возмущенно всплеснул руками: – Товарищ Жиакомо? Кто так полет? Чему вас в институте учили?
– В каком? – к нам подползал великий престидижитатор, выделявшийся на общем фоне залитым потом лицом и белизной рубашки. – Я, с вашего позволения, окончил две академии, четыре университета…
– Незаметно, товарищ Жиакомо, – обрубил заведующего отделом Универсальных Превращений Камноедов, – редиску от хвоща не всегда отличаете! Вот что вы делали, когда я знакомил сотрудников с редисом? Отлынивали?
– Я смотрел, – прижал руки к груди Жиан Жеромович.
– На что? Нас с овощем вы проигнорировали!
– Вас – нет, – отрицательно затряс головой Жиакомо, – я стараюсь, поверьте.
– Ползем отсюда, – прошептал Эдик, – мешаем воспитательному процессу.
– Почему Жиакомо его не осадит? – возмутился Роман и распрямился. – Товарищ Камноедов! Между прочим, вы своими речами гасите наш трудовой энтузиазм!
– Он у вас был? – поразился Модест. – Не заметил. Да сделайте что-нибудь с волосами! Смотреть противно! – продолжил он распекать Жиакомо.
– Глядите тогда на Кристобаля Хозевича, – обиделся за застывшего от несправедливой критики Жиакомо Эдик, – он вот подстрижен аккуратно и занят делом. Грызунов гоняет.
– Каких еще грызунов? – взвыл Модест.
Кристобаль Хозевич, заметив внимание к своей персоне, вытер о джинсы стилет, спрятал его в карман и вернулся к непосредственным обязанностям, оставив на земле проткнутую полевую мышь.
Модест Матвеевич горестно вздохнул и направился на соседний участок, где работали сотрудники отдела Абсолютного Знания.
Ребята вернулись на свои грядки, и мы двинулись дальше, но довольно медленно, так как Роман и Эдик ползли по обеим сторонам от меня и шепотом выясняли, отчего же дубли не генерируются.
– Сначала я попробовал самого простого, кремнийорганической структуры. Но ничего, представляешь? – жаловался Роман, откидывая за спину сорняк.
– Представляю, увы, я уже и на германиевой основе сделать пытался, но, видимо, сюда просто не доходит материал, – сочувствовал Эдик, выковыривая из земли особенно крепкие корни одуванчика.
– Полагаешь? Но сеть раскинута над всей страной, этого не может быть.
– Слепое пятно, – многозначительно сказал Эдик.
– Да! – Роман даже остановился. – Да! Эдька, ты гений! Если ось блуждающая, то за последний год она отклонилась на треть градуса! Слепое пятно!
– Осторожнее, – предупредил я, – Модест закончил дрессировать авгуров и движется к нам.
Роман набычился.
– Он меня за два часа достал так, как не снилось ни одной из моих бывших жен!
– А Жиан Жеромович отстал, – грустно заметил Эдик, – нужно завтра Витьке сказать, чтоб полол перед Жиакомо. Модест его затравит.
– Я не понимаю, о чем думал Янус, отправляя Жиана сюда! Это же надругательство над личностью! – вспыхнул Роман. – Ладно мы, но Жиакомо на грядке смешнее, чем Модест, пляшущий в «Лебедином озере»!
– Жалко, мы не увидим такого зрелища, – оживился я, – пир духа, не иначе!
– Никакая сцена не выдержит подобной харизмы, – улыбнулся Эдик, вытирая грязной рукой пот со лба.
– Ты хотел сказать – хари, – утвердительно произнес Ойра–Ойра, – ну! Смотрите, я был прав. Опять Жиана имеет. В извращенной форме.
Великий престидижитатор сидел на грядке, низко опустив голову, как бегун перед стартом, а над ним высилась громоздкая фигура Модеста, энергично сующая под нос Жиакомо выдранную ботву.
– Смотрите на меня! – буйствовал Камноедов. – Проткнули, сжали, потянули, отпустили, все! Корень выдернут! Редис дышит! Вы руками когда-нибудь что-нибудь делали? Страшно подумать, что вам, товарищ Жиакомо, коллектив мог доверить доить корову!
– Сейчас Жиан его размажет! – довольно потер руки Роман.
– Я не имел опыта подобной деятельности, Модест Матвеевич, – голос магистра дрогнул, – поверьте, навык появится…
– Как он его отбрил, – передернул плечами Эдик, – можно сказать, устыдил на веки вечные и лишил голоса. Бедный Жиан Жеромович.
– Я разочарован, – буркнул Роман, – а потеря голоса Модестом есть категория фантастическая и в реальной жизни места быть не имеющая.
До нас донеслось:
– Вместо вас могла поехать полноценная рабочая единица! Нет! Проявили, так сказать, инициативу! Вредную! Что мне с вами делать?
Жиакомо молчал, окончательно занавесившись копной волос.
– Буду вам помогать, пока не поймете, как надо! – отрубил Модест. – И почему вы без перчаток работаете? Ваши руки, по словам Кербера Псоевича, главная ценность института, а вы ими в голом виде сорняки дергаете?!
– Мне неудобно, – пробормотал Жиан.
– Вы бы это в кабинете товарища Невструева сказали! Про «неудобно»! Коллектив бы сейчас не имел проблем!
– Я его убью, – бессильно сказал Роман.
– Почему он не покажет Модесту кузькину мать? – удивился я. – Помнишь, как Жиан в прошлом году Выбегаллу расплющил? А ведь это не каждому под силу.
Роман блаженно улыбнулся.
– Дааа… Вот это было действительно роскошно. «Ваш, Амвросий Амбруазович, вес в научном сообществе не позволяет мне надеяться на то, что рукопожатие мое достойно вашей руки. Посему я воздержусь». Ах, как я наслаждался!
Эдик тоже предался воспоминаниям и, видимо, представив себе образ создателя кадавров, начал яростно выдергивать сорную траву.
– Сейчас он, наверное, просто дезориентирован, – пожал плечами я.
– Если Модест будет позволять себе такой тон дальше, я его ударю, не сдержусь, – зло сообщил Роман.
Наш воинственный настрой неплохо сказался на производительности труда – прополка пошла резвее, и к приезду автобуса мы как раз доползли до середины грядки.

 Отправлено: 21.05.07 10:02. Заголовок: Re:

Жалкое зрелище представляли мы, когда грузились в автобус. Первая половина первого рабочего дня всем без исключения далась нелегко. Даже наш видный спортсмен Володя Почкин был бледно-зеленого оттенка. Что уж говорить о Жиакомо, который хоть и не был хилым, казалось, вымотался до крайности. Он снова обосновался в узком пространстве между плечом Камноедова и оконным стеклом, руку положив на спинку сиденья, и я с болью смотрел на перепачканные землей пальцы великого престидижитатора. Я чувствовал вселенскую несправедливость в том, что такой ученый как Жиакомо вынужден работать в поле, в то время как в его лабораториях как раз назревало научное открытие общемирового масштаба – ребята из отдела Универсальных Превращений вплотную подошли к тому, чтобы рассчитать кривую вероятности Тунгусского Взрыва. Научная работа подходила к завершению, вот-вот должна была приехать комиссия из Академии Наук, чтобы ознакомиться с действующей моделью генератора разнонаправленных искажений, а он сидит тут, в совхозе, и дергает одуванчики.
Видимо у Романа появились похожие мысли, и когда Кристобаль Хозевич Хунта, не получив ответа на вопрос «Как ты, Жиан, находишь здешние полевые условия?» обернулся к нам поинтересоваться, чем его друг так опечален, Ойра-Ойра посетовал:
– Модест Матвеевич товарища Жиакомо сегодня учил прополке. Тяжелой артиллерией.
Бровь Хунты поползла вверх, в глазах появился уже знакомый мне нехороший блеск.
– Я не ослышался, Роман Петрович? – в полный голос вопросил Хунта. – Камноедов совершив мозговое усилие над собой, решил, что может чему-то научить человека, читавшего лекции полному залу академиков? Залу, рукоплескавшему Жиану стоя?
Модест побагровел.
– Думаю, – ухмыльнулся Роман, – Модест Матвеевич выполнял директиву Кербера Псоевича по достойному отдыху магистров нашего института… путем утилизации их умственной деятельности.
– Ах, Кербер Псоевич, – свистящим шепотом произнес Хунта, – я должен был догадаться! – он всем корпусом повернулся к до крайности раздраженному Модесту и очень неприятным голосом проговорил по слогам: – Если вы, жалкое порождение административной системы, позволите себе хотя бы намек, хотя бы выпад в сторону моего друга, выдающегося во всех смыслах человека, великого магистра Жиана Жиакомо, я вызову вас на дуэль! И проткну насквозь! Хотя, – Хунта брезгливо осмотрел зама по хозяйственной части, – шпагой тут не обойдешься. Возьму вертел!
– Что вы себе позволяете, товарищ Хунта, – взревел Модест, – угрожать мне?
– Я предупреждаю! И поверьте, поступаю благородно, хотя о чем это я? Какое благородство? Данное понятие чуждо для стерильных персон, коими являетесь вы и Кербер!
– Нарываетесь! – зарычал Модест и внезапно осекся, с изумлением повернувшись к соседу по сиденью.
– Кристо, не смей говорить с Модестом Матвеевичем в подобном тоне, это не красит тебя и оскорбляет достойных людей. Роман Петрович, запомните, я не нуждаюсь в адвокатах и вполне способен постоять за себя…
Я восхитился. Болезненный вид Жиакомо исчез, а глаза горели так же, как когда он с трибуны рассказывал об успехах своего любимого ученика Виктора Павловича Корнеева.
– …и переход на личности – самое последнее дело для благородного человека, раз уж мы затронули данный аспект человеческой натуры! – Жиан сдул слипшуюся прядь волос с лица и обратился к Модесту: – право, Модест Матвеевич, извините моих друзей. Я проявил недостойную слабость, а они, беспокоясь обо мне, обвинили вас. Простите меня.
Одной рукой Жиакомо успокаивающе гладил плечо зама по хозяйственной части, другой держал могучую длань Камноедова.
Модест помолчал. Мы тоже затихли. Хунта пробурчал длинное испанское ругательство и гневно отвернулся к окну. Уши полиглота Эдика запылали.
– Я, пожалуй, – медленно проговорил Камноедов, – тоже неправ. Вы ж, как никак, не по редиске этим академикам доклады читали. Буду сдерживаться. В таком вот аксепте.
Володя Почкин сзади облегченно выдохнул и вытер руку, которой всю беседу руководства зажимал рот не в меру горячему Корнееву.
– Чем вы ладонь порезали? – нормальным тоном продолжил Модест, потеряв к нам всякий интерес. – Остановимся, попрошу у водителя йод, нужно обработать.
– Спасибо, – опустил ресницы Жиакомо, – вы очень добры ко мне, я не заслужил.
– И пластырем заклеим.
Рука великого престидижитатора все так же легко поглаживала плечо товарища Камноедова.

За обедом Роман продолжил искать решение проблемы, как обойти слепое пятно и сгенерить дубля.
Он разложил на столешнице наши вилки и ложки (ножей в столовой не выдавали), посередине поставил миску с салатом и, указывая на нее, произнес:
– Пускай это будет магнитный полюс Земли, а вот это, – он показал на столовые приборы, – пускай будут…
– Пускай я это съем, – сказал грубый Корнеев, забирая ложку и зачерпывая из общей миски салат.
– Тебя совсем не интересует, как обойти проблему стагнационного поля? – удивился Роман.
– Интересует, но я уже обсуждал это с Жианом Жеромовичем, – ответил Витька с набитым ртом, – и он сказал, что тут действительно очень слабое поле, обычные материальные заклинания не проходят, можно только персональным полем оперировать, а с нашими физическими нагрузками это проблематично. Можно, конечно, поискать. Вот с Хунтой можете поговорить – он любит задачи без решения.
– Нет уж, спасибо. Чувствую себя волосатоухим дублем. С бритвой и так словно посреди площади без штанов оказался. Подумать только – угол в девяносто четыре градуса! – Роман замолчал и хмуро уставился в свою тарелку.
За соседним столом товарищ Жиакомо, умудрившийся у единственного рукомойника придать себе свежий и элегантный вид, пытался вести светскую беседу, приличествующую столь торжественному мероприятию, как обед. Но, поскольку периодически Жиана Жеромовича отвлекал вид очередного пятна на скатерти, разговор у начальства тек вяло. Модест оглядывал грязные просторы столовой и всем видом выражал недоумение, почему их обслуживают последними, а Кристобаль Хозевич лениво качался на стуле и периодически перебивал великого престидижитатора некорректными вопросами. Отчего, мол, тот, оккупировав умывальник и успев простирнуть рубашку, не стал стирать полотняные брюки, и не мучит ли Жиана Жеромовича совесть за единственный смыленный кусочек хозяйственного мыла?
Жиакомо сбивался, краснел и уже собрался бежать в корпус, дабы возместить ущерб, но был призван к порядку грозным Модестом словами: «Салат несут, а вы туда же! Нарушать?»
– Нет, я осознал свою неправоту. Но право, как же сотрудники помоют руки после трапезы?
– Жиан, подобные глупости волнуют только тебя и, пожалуй, Эдуардо, – при виде целой миски салата Кристобаль Хозевич оживился и принялся ловко орудовать вилкой, – остальные думают о менее возвышенных вещах… Помидоры прекрасны!
– О выработке они должны думать, – назидательно заметил Модест и запустил в миску ложку, – план – вот первая задача сотрудников!
– Бросьте, Модест Матвеевич, за едой диалог должен идти о вещах приятных, – Кристобаль щедро натер черную горбушку чесноком и засыпал толстым слоем соли. – Ммм, великолепно! Знаете, за работой в лабораториях я забыл, что такое аппетит! А сейчас я бы быка съел!
– Попрошу без намеков, – сдвинул брови злопамятный Модест.
– Оставьте, я вас простил! – Кристобаль отсалютовал собеседникам компотом. – В простой жизни есть своя прелесть!
– А вы, почему не едите, товарищ Жиакомо?
– Спасибо, я не голоден, – ответил заведующий отделом Универсальных Превращений, напряженно рассматривая салатницу, из которой Хунта только что выловил очередной кусок помидора.
– Жиан, прекрати, в Крымскую кампанию ты преспокойно ел из общей миски, я это прекрасно помню, – сказал Кристобаль Хозевич, откусывая от горбушки.
– Ты ошибаешься, Кристо, но это не важно. Я действительно не голоден, – Жиакомо потупился и сложил руки на коленях.
– Так, – громыхнул Модест, встал и отправился на кухню.
– Зачем ты так, Кристо? – шепотом возмутился Жиакомо. – Я же тебя просил!
– Я теперь, по-твоему, не могу разговаривать за столом? – холодно ответил Хунта. – Смотри, о тебе позаботились, – он кивнул на Камноедова, возвращавшегося от разносчицы с фарфоровой тарелкой в руках.
– Товарищ Жиакомо, отставить голодовку! – скомандовал Модест и поставил тарелку перед великим престидижитатором. – Мне нужны сытые кадры.
– Благодарю вас. Не стоило беспокоиться, я…
– Стоило. Если вы не будете употреблять положенную норму калорий в день, то скоро протянете ноги, – Модест бесцеремонно хлопнул под столом Жиакомо по колену. – А ваши ноги, равно как и ваши руки, нужны нашему институту.
Щеки великого магистра, обычно бледные, порозовели, он наклонил голову и потянулся за вилкой.

После ужина я еле дополз до койки. Глаза закрылись сами, а под веками вспыхивали красные бока редисок и зелень сорняков. Сквозь дрему я слышал богатырский храп Почкина и радовался, что не меня одного перемолол первый рабочий день.

 Отправлено: 21.05.07 10:03. Заголовок: Re:

~*~

Вечером третьего дня я почувствовал себя не угнетаемым на плантациях негром, а вполне белым человеком, способным после ужина принимать не только горизонтальное положение, но и вертикальное. Видимо, труд успел поднять нас с четверенек и потихонечку стал превращать из ученых в сельхозрабочих. Поэтому после ужина мы с моим другом Эдиком решили погулять по окуневским окрестностям на предмет обнаружения достопримечательностей и, если повезет, пивного ларька. Роман сказал, что у него важное дело, вылил на себя полпузырька одеколона «Саша», повязал галстук и исчез. Витька отказался сопровождать нас, сообщив, что он – рабочий человек – умотался, не то что некоторые потенциально шерстеухие лентяи, и реквизировал Эдикову «Английскую революцию в документах, письмах и постановлениях членов комитета Кромвеля», пояснив, что желает почитать что-нибудь легкое. Почкин объявил, что ему нужно зашить рубашку и штаны, порванные от усердия, а поскольку штопка не является его сильной стороной, то он, Володя, реально оценивая собственные таланты, отводит на нее два часа – и попросил притащить побольше пива.
Не настаивая, мы вышли из комнаты и одновременно затормозили перед дверью великих магистров и Модеста Матвеевича. Эдик посмотрел на меня, я кивнул и постучался.
– Входите, пожалуйста, – раздался голос товарища Жиакомо.
Нам открылась совершенно пасторальная картина – великий престидижитатор с лупой в глазу, ловко орудуя маникюрным пинцетом и цыганской иглой, колдовал над наручными часами Модеста Матвеевича, а зам по хозяйственной части разрезал позаимствованной из столовой вилкой свежесорванные листья смородины и малины и рассыпал полученную смесь по двум кружкам.
– Хотите чаю? – спросил он.
– Спасибо, Модест Матвеевич, мы с Сашей решили прогуляться по окрестностям и думали пригласить Жиана Жеромовича, – вежливо отклонил предложение Эдик.
Я принюхался, пахло из кружек одуряюще.
– Здравая мысль, – одобрил Модест, – товарищ Жиакомо, прошлись бы с Приваловым и Амперяном, глаза вечером не портили. А я бы вам по приходу еще раз чайку накипятил.
– А вы не хотите прогуляться? – не отрываясь от часов, спросил Жиан.
– Я? Нет, я по полю находился.
– Я тоже не пойду с вашего позволения. Модест Матвеевич, а куда вы стекло положили? – Жиакомо поднял голову и улыбнулся. Не нам.
– Тогда мы пошли, – кивнул Эдик и выпихнул меня за дверь под напутственное Модестово «Не бузить, вести себя пристойно, возвращаться не поздно, во избежание».

Вечер в Соловецких зорях стоял тихий и безоблачный. Мы с Эдиком выбрались за территорию нашего барака и начали подниматься вверх, к посадкам, ровным рядам кленов, видимо, еще довоенных.
– А что за рощицей? – заинтересовался Эдик, указывая на крашенные в красный цвет крыши.
– Вот и узнаем, – сказал я, и мы отправились на разведку.
– Ноги уже ходят, – сообщил Эдька, – я почти живой.
– Я правую подволакиваю, да и ладони травой изрезал…
– Красна девица, – мой друг засмеялся, – ничего, через неделю перестанем обращать внимание на подобные мелочи.
– Твоими бы устами…
Эдик задумался и замолчал.
Мы проходили мимо клуба. Окна его были заколочены, дверь болталась на одной петле.
– Интересно, – оживился Эдик, – он функционирует?
С обратной стороны двери был прикноплен плакат «Воскресенье. 20:00 – танцы. Дежурный – Мурмыкин В. В.»
– Многообещающе, – сказал я, – по крайней мере, будет чем заняться.
– Что-то я опасаюсь деревенских танцев, – засомневался магистр.
– Да чем же заняться в совхозе в воскресенье вечером?
– Товарищ Привалов, вы живете в самой читающей стране в мире. Это намек, – укоризненно посмотрел на меня Эдик.
– Я не против, я даже за.
– И еще можно искупаться…
– А еще неплохо бы купить пива, – я почесал в затылке. – Только вот Модест не одобрит, боюсь.
– Ну, пойдем, поищем, где тут пиво, – вздохнул Амперян.
За клубом через улицу начинался лес, вдоль которого шла разбитая дорога. Мимо коровника, осевших в землю сараев и маленьких садовых домиков мы вышли на улицу Мира, а по ней, минут через пять, добрались до сельпо. Магазин оказался закрыт, но сзади к нему был пристроен маленький ларек с надписью «Пиво. Воды», на стенке которого мелом вывели «Сапоги починяю, лодки в наём, сети, удилища. Улица Мира 10».
Трава перед ларьком была вытоптана, закидана окурками и оплевана семечками – по всему видно, мы нашли очаг местного досуга.
– Закрыто, – мрачно пророчествовал я.
– Посмотрим поближе, – предложил Эдик, склонный к самому вдумчивому изучению предметов и состояний.
– Да ну, – продолжил мрачно вещать я, – с Модеста сталось бы разыскать ларек и потребовать его закрытия. Во избежание.
– Саша, нельзя жить в вечном пессимизме. Камноедов мог не найти.
– Я реалист. У меня в машинном зале Модест разыскал переходник У-18, который я считал надежно спрятанным, и распорядился чинить, а не выписывать новый.
– И как?
– Проработав неделю, переходник снова сломался.
– Как Модест его обнаружил?
– Не знаю. Как свиньи трюфель ищут? Я читал в «Юном натуралисте».
– Они питаются грибами. А Камноедов, хоть он и Камноедов, переходниками не закусывает.
– Не факт! – горячо возразил я и представил зама по АХЧ, пожирающего «Алдан». Вышло не очень. Я попытался представить Выбегаллу и заулыбался. Картина стояла перед глазами как живая.
– Факт, – кивнул Эдик, и мы подошли к ларьку. На удивление, в нем сидела дородная дама в сером переднике.
– Закрываюсь! – грозно предупредила она.
– Простите великодушно, сударыня, но не были бы вы столь любезны отпустить нам всего одну банку пива? – Эдик обезоруживающе улыбнулся.
– Пятилитровую, – энергично кивнул я.
– Тары нет, – отрезала продавщица.
– В таком случае, леди, может быть, вы позволите взять тогда по маленькой баночке? – Эдик указал на пустые банки из-под майонеза на прилавке. – Мы выпьем и сразу же вернем.
Продавщица подозрительно на него покосилась.
– Я даже не знаю, – процедила она, явно сомневаясь, можно ли нам доверять.
– Честное комсомольское, – заверил ее Эдик, гипнотизируя даму ясными голубыми глазами.
– Ладно уж, – она полезла под прилавок, – комсомольцы…
Когда холодное пиво было у нас в руках, мы сели на бревно, заботливо положенное около магазина, я достал сигареты и закурил.
– Ребятам не принесем. Жалко.
– Ничего, мы расскажем, куда сходить, – я выпустил красивое колечко белого дыма. – Смотри, не хуже чем у Хунты!
– Они ждут. Вот досада! Была бы у нас хоть консервная банка…
Я огляделся. Только бычки от «Беломора», дефицитные жестянки отсутствовали. Я разозлился.
– Мы всех звали. Что нам было сказано? Убирайтесь.
– Володя штопает, – поправил меня справедливый Эдик.
– Ничего бы не случилось! – обиделся я. – Все ходят в рванье, а он модничать.
– Володя сегодня на грядке рядом с Жианом Жеромовичем полол. Утверждает, ощущения ужасные.
– Тогда понятно. От Жиакомо только у Модеста никаких ощущений нет. Строит его как мальчишку. А Жиан терпит. Ничего не понимаю!
– Просто у Жиана Жеромовича ощущения от Модеста Матвеевича наличествуют.
– Нет, не похоже, чтобы Жиакомо его боялся, – удивился я, – или хотя бы сторонился; он к нему слишком снисходителен. Наверное, на Корнееве натренировался.
Эдик задумчиво повертел в руках банку.
– Снисходителен, говоришь?
– Ну, а как еще это можно назвать? – пожал плечами я.
– «Цветением садов и пеньем птиц, весенней бурей и полётом, движением ресниц и вокруг солнца оборотом», – продекламировал Эдик.
Я растерялся.
– Не понял. Никакие они не друзья.
– Да уж, не друзья… – Эдик взял палочку и прочертил на песке под ногами логарифмическую спираль.
– Эдька! – я обиделся. – Темнишь.
– Да нет, Саша, – Эдик вздохнул. По всему было видно – он не знает, как мне, тупице, растолковать то, что кажется ему делом кристально понятным. Я сразу вспомнил, сколько он объяснял мне принцип работы ловушки для снов, и расстроился. Магистр тогда говорил и чертил графики три часа, включая обеденный перерыв, пока до меня начало хоть что-то доходить.
– Эдик, друг, я не очень тупой. Это только так кажется, – взмолился я.
– «Я и собой не дурен: на днях себя с берега видел,
Лишь успокоилось море в безветренный день. Даже Дафнис
Сам рассуди, мне не страшен, если не лжет отраженье.
О, если б только со мною ты в сельской глуши поселился,
Жили бы в домиках скромных, охоту вели на оленей,
И погоняли стада веткой зеленой алтеи»
– Это что? – я обалдел.
– Вергилий. Буколики. Эклога вторая.
Я крякнул. Наш Эдик был бездонным кладезем мудрости и не менее неисчерпаемым хранилищем всякого литературного бреда.
– И чего?
– Саша, давай не будем возвращаться к этому разговору. Ты абсолютно не готов.
– Значит, писать программы для отладки твоего реморализатора я готов, да? А понять кривые объяснения – нет? Может, тогда дело не во мне? – я обиженно отхлебнул пива и снова закурил.
Эдик вздохнул, отмахнулся от дыма и тоже выпил. Потом процитировал:
– «Страстью пастух Коридон томился к Алексису пылкой.
Тот господину был мил, и надежды вотще оставались.
В рощу густую, под кроны тенистых раскидистых буков
Часто пастух приходил и в безумии там одиноком
Слал он лесам и горам, надрываясь, упреки пустые».
Я подул на пену. Поглядел на Эдика. Сделал глоток. Еще раз оценил задумчивость моего друга.
– И что?
– Вот ты любишь Стеллочку?
– Конечно.
– А Жиакомо любит Модеста Матвеевича.
Я поперхнулся.
– Э… э… лучше бы он его боялся. Эдька, ты псих?
– У тебя есть другое объяснение?
– Да. Ты не псих. Ты просто обчитался. Жиан Жеромович здоров, в трезвом уме и твердой памяти – раз, он мужчина – два, Камноедов ужасен – три, моя любовь к Стеллочке не имеет никакого отношения к извечной вежливости товарища Жиакомо – четыре.
– И все перечисленное ничего не опровергает – это пять, – заключил Эдик.
– Но и твои стишки ничего не доказывают, согласись.
– Соглашусь, поэтому предлагаю тебе, как научному работнику, провести сбор информации и наблюдение за объектом.
– Подсматривать за Жиакомо, чтобы убедиться, что он здоров, а ты перегрелся на солнце?
Эдик, кажется, сильно обиделся. По крайней мере, стал очень грустным и серьезным.
– Саша, я не говорю «подсматривать». Я говорю «наблюдать за действиями». Ученый ты или что? Я вот, когда писал диссертацию по энергетике волновых импульсов любви, проделал большую работу, вел наблюдения. И потом, Жиакомо не больной.
– Вот и я говорю.
– Саша, любовь мужчины к мужчине – не болезнь. Такое случалось во все времена, во всех обществах.
Я задумался. Однажды Эдик предположил, что мой «Алдан» халтурит вторую неделю подряд из-за того, что наша лаборантка Танечка ушла работать к Федору Симеоновичу. Его высмеяли все, включая Саваофа Бааловича, но машина не отлаживалась. Тогда Эдик сходил к девушке, за руку привел ее в зал, и «Алдан» замигал всеми своими пятьюстами лампочками. С тех пор Танечка приходила к нам каждый день, а «Алдан» повеселел и вкалывал без перебоев.
– Слушай… Ладно, допустим, ты прав. Только допустим! На секундочку.
Эдик кивнул и погладил пальцем ободок своей банки.
– Жиан Жеромович лю… тьфу, язык не поворачивается, скажем… м…
– Питает некую склонность, – помог мне магистр.
– Хорошо, – я почувствовал жизненную необходимость выкурить еще сигарету, – к Модесту. Нет! Ничего не получается! Модест, он же просто администратор! Тупой, как собачья будка!
– О! Саша, ты поэт, – усмехнулся Эдик, – но благодаря ему в нашем институте все крутится.
– Он громкий. Он необъятный! Он… не знает слов, кроме тех, что попадаются в сводах, кодексах и правилах!
– А Жиакомо вчера целый день беседовал с ним. Я видел их на грядке. Модест пару раз улыбнулся. Ну, вот скажи, если Жиан не чувствует влечения, зачем ему разговаривать с Модестом?
– Он и с Тихоном ведет беседы, и с Альфредом!
– Весь день? Ты знаешь, что он ему рассказывал?
– «Памятку работника коммунального хозяйства»?
Эдик на минуту смутился.
– Ну, периодически, а вообще-то – «Короля Лира». Правда, – мой друг рассмеялся, – делал упор на организацию охраны королевских замков.
– Гениально, – расхохотался я, – а потом будет Гамлет – борец с разбазариванием в датском королевстве?
– И организация поместья Дон Кихота, как отрицательный пример обустройства сельского хозяйства.
– Ну, я долго буду ждать? – закричала продавщица, наскучив ожиданием. – Верните банки в зад!
Эдик покраснел.
Я отнес тару обратно, и мы отправились к реке.
Все же мне никак не удавалось согласиться с предположениями Эдика. Можно было представить себе, что Модест Матвеевич заинтересовал Жиакомо в качестве объекта для научных исследований, но я твердо знал, что заведующий отделом Универсальных Превращений никогда не станет использовать дружеское общение как повод для экспериментов над людьми. Это вам не бессердечный Хунта. Тот мог заставить сотрудника висеть вниз головой над шахтой, ведущей к центру Земли, с тем, чтобы лаборант потом оформил ему доклад об этапах размышления над смыслом жизни в критической ситуации. Кристобаль Хозевич был ученым, который не жалел других во имя науки, он готов был жертвовать всеми, включая себя самого. Жиан же Жеромович, в первую очередь готов был жертвовать собой, но никак не другими. Даже товарищем Камноедовым. Хотя, на мой взгляд, от того бы не убыло.
Я также припомнил, что ни разу не видел Жиакомо в обществе женщин. Впрочем, это тоже не учитывалось, так как большинство наших великих магистров были слишком заняты, чтобы успевать уделять время женам и детям. Истинной семьей было для них научное сообщество, как пафосно это ни звучит.

Внизу показалась блестящая лента реки, мы спустились с холма и пошли по берегу.
– Эдик, давай ты скажешь, что все твои предположения – это чистой воды вымысел и глупость, а? – попросил я.
– Саша, оставь на минуточку все свои страхи и дикие фантазии и просто подумай, что живет Жиакомо триста лет, родился он во Франции, во времена Короля-Солнце, что для него такие вещи не удивительны, он много чего на своих трех веках повидал, – взывал к моему разуму Эдик.
– Хорошо, уговорил, – я вздохнул, – но все равно, дикость какая-то.
– Дикость – решить, что Жиан Жеромович Жиакомо может творить дикости. Сашка, вспомни, о ком мы с тобою говорим!
Я немного подумал и согласился с Эдиком.
– Ладно. Наблюдать, говоришь? В рамках научного исследования?
– Да, именно! – глаза Эдика загорелись.
Его работа в отделе Федора Симеоновича предполагала поиск и выявление любых источников человеческого счастья, пусть даже таких экзотических. Даже если источником являлся прямо-параллельный и необъятный Модест Матвеевич.
Вода в реке, чистая и холодная, морщилась под легким вечерним ветерком; потянуло запахом костра; в фиолетовом небе свистели стрижи.
Эдик уселся на берегу и снял ботинки, а я спустился к воде помочить руки.
– Купаться можно.
– Завтра. Сейчас пора возвращаться, Модест три шкуры спустит, если опоздаем.
– И как такого любить? – я на минуту задумался, а потом с ужасом уставился на своего друга: – Ты хочешь сказать, что Модест тоже… того... этого…?
Эдик грустно воздохнул.
– Боюсь, что нет, Сашка. Модест Матвеевич незамутненно гетеросексуален.
– И как же Жиакомо?
– А никак. В этом заключена вся трагедия любви. Это я тебе как научный консультант говорю. – Эдик подумал и добавил: – И как врач.
Когда мы возвращались к корпусу, меня вдруг нагнала ужасающая мысль. Пришлось даже остановиться.
– Друг, – спросил я страшным шепотом, – и как же эта любовь у них может осуществиться? – для пущей ясности я проделал в воздухе определенные пассы руками.
Эдик моментально покраснел и сконфузился.
– Саша. Давай это уже не станем обсуждать. Я тебя как друга прошу, – взмолился он.
– Ладно, извини.
Всю оставшуюся до корпуса дорогу я курил и пытался представить себе Жиакомо, который нежно целует Камноедова в щеку и дарит букет сирени. Выходило как на рисунках в стенгазете, смешно и нелирично.

 Отправлено: 21.05.07 10:03. Заголовок: Re:

~*~

На следующий день автобус пришел за нами на поле в пять вечера. Мы удивились, но водитель, лопоухий Леха, объяснил, что у главного агронома день рождения, и он, Леха, туда зван – как свояк этого самого агронома. А как они начнут праздновать, так и не остановятся, ибо святое дело за свояка выпить. Модест осуждающе крякнул, но дал команду грузиться. Я обрадовался. Не терпелось начать наблюдения, а на поле Модест занимался идеологической помощью отстающим товарищам из отдела Абсолютного Знания, а то, что товарищ Жиакомо всегда был повернут в сторону товарища зама по АХЧ я, как настоящий ученый, достаточным аргументом в пользу теории Эдика не воспринимал.
Когда мы приехали, разразился ливень. Роман загрустил и сообщил, что в такую погоду хороший хозяин пса не выгонит на улицу. «Значит, кобелировать не пойдет», – злорадно откомментировал грусть друга Витька и предложил всем посчитать диффузийную составляющую гиперактивного пространства на одном квадратном кубометре Окуня с целью его дальнейшей глобализации и превращения в молочную реку с кисельными берегами.
Несколько минут ушло на то, чтобы доказать Витьке, что наши уши вовсе не обросли волосами оттого, что нам не очень хочется после работы заниматься расчетами, но он все-таки не поверил, предупредив, что спрячет наши бритвы. и тогда все всё увидят.
Видимо для того, чтобы сменить тему, Володя вдруг поинтересовался:
– А почему никто до сих пор не попросил меня спеть?
Мы растерялись.
– Наверное, потому что все уже слышали те четыре песни, которые ты знаешь, – пожал плечами Роман, – несчетное число раз.
– Между прочим, я выучил еще две, – обиделся Володя.
– Да и водки нет, – резонно заметил Витька.
– А ты музыку только под водку воспринимаешь? – спросил Амперян.
– Такую – да, – отрезал грубый Корнеев.
– Володя, не обижайся, – извинился за Корнеева Эдик, – это он устал просто.
Володя пожал плечами, взял гитару и принялся ее настраивать.
В смежную с великими магистрами стенку постучали.
– Вот видишь, призывают к тишине, – шепотом заметил Роман. – Да? – крикнул он.
– Чай и сгущенка? – услышали мы из соседней комнаты голос Кристобаля Хозевича.
– И то, и другое, и хлеб тоже тащите! – обрадовался Витька, – и побольше!
– Кристобаль Хозевич, – Эдик укоризненно посмотрел на хама Корнеева, – сами приходите, Володя сейчас петь будет, если нам ничего не удастся предпринять.
– Не удастся, – категорично заявил Володя, – на зарядку проспали, день прошел бескультурно! Я это сейчас исправлю.
– Володь, а если завтра я отдам тебе свой ужин? – коварный Роман нанес удар поистине сокрушительной силы.
Володя покраснел. Володя надул щеки. Он высоко поднял брови и вцепился в волосы, но потом вздохнул и со змеиной улыбкой ответствовал:
– Роман Петрович! Настоящее искусство бескорыстно! Ешьте сами свой ужин, я вам бесплатно спою.
– Подкуп не прошел, – показательно заломил руки Роман.
– Да, ладно, ты был на волосок от того, чтобы отдать ужин Почкину и к тому же услышать шесть песен в его исполнении, – заметил я, – Кристобаль Хозевич, ну где вы?
– Где сгущенка? – заволновался Витька.
Дверь распахнулась.
– Витторио! Вы самый откровенный человек из числа моих знакомых – и до сих пор живы. Это ли не счастье? – Кристобаль Хозевич вошел в комнату и поставил на тумбочку бело-голубую банку и пачку чая.
– Сгущенка? Счастье! Ром, открой, у этих магистров руки кривые. Жиан Жеромович, идите чай пить и Володьку слушать!
– Зачем ты так? – спросил деликатный Эдик.
– А пусть все страдают! Иначе несправедливо.
– Так, я спою свои шесть песен по два раза, – меланхолично заметил Володя.
– Жиан Жеромович! – взвыл Витька. – Ваш отказ вызвал его раздражение, а всякий знает, что кадавров и Почкина лучше не злить!
За стеной отозвался Модест:
– Жиан Жеромович, сходили б, вы же музыку любите. Удовольствие получите.
Ответ Жиакомо я не расслышал.
– Да какое гуляние, в такой дождь?
Эдик навострил уши, но разочарованно хмыкнул. Великий престидижитатор говорил тихо.
– Ну, я-то согласился, когда сухо было.
Невнятный шепот за стенкой, и мы услышали недоуменный ответ Модеста:
– Мне-то зачем? Да и не звали меня. А вы идите, какое-никакое, а все развлечение.
И через пару секунд:
– Да почему ж не хотите то?
Витька сплюнул.
– Модест Матвеевич, ну что за ерунда! Звали-не звали! Идите к нам! Еще банка сгущенки – и я вам прощу диван.
– Мы не знали, что вы вернулись, – извиняющимся тоном произнес Эдик, – мы ждем вас.
– Модеста? – одними губами спросил Роман.
– Брось, он мужик правильный, – махнул рукой Витька, – хоть и дремучий.
Через минуту к нам постучали.
– Входите, – отозвался Роман.
Вошел Жиан Жеромович, за ним следом протиснулся Модест, держащий в руках бумажный куль с ирисками, и я сразу почувствовал, что в комнате как-то внезапно стало тесно.
– Благодарю за приглашение, – сказал магистр, выставляя на тумбочку чашки и принесенное угощение.
Модест Матвеевич, необычно смущенный, присел на край пустовавшей кровати, пружины жалостливо скрипнули, Жиакомо расположился подле него, изящно скрестив руки на коленях, а Хунта уселся на подоконник.
Я закинул кипятильники в банки с водой. Роман открывал сгущенку, Эдик нарезал хлеб, Володя настраивал гитару, а Витька самым наглым образом бездельничал.
Спустя четверть часа все получили по чашке чая с бутербродом и смеялись рассказанному Романом анекдоту.
Володя вздохнул и ударил по струнам:
«Нет в магической теории
Никакой необъяснимости
Всё обычные истории –
Доставало бы решимости.
Если смелости достаточно…»

Песню эту мы слышали несчетное количество раз; далее в ней говорилось о великом будущем магической науки, огромных перспективах, открываемых магией для простого человека, и о счастье, которое заключается в превращении Кащея Бессмертного из отпетого злодея в белоснежного голубя, несущего мир и покой.
Витька зевал, рискуя проглотить курсирующую по комнате муху; Эдик писал что-то в маленьком блокноте – видимо вел наблюдения; мы с Романом вяло подвывали исполнителю. Модест Матвеевич закрыл глаза и откинулся на стену. Жиан Жеромович тревожно поглядывал на соседа, прикидывая, успеет ли он растолкать зама по АХЧ до того, как тот начнет храпеть. Но было бы неправдой сказать, что Володя не нашел себе благодарного слушателя. Кристобаль Хозевич смотрел на него горящими глазами и в такт качал головой.
– Изумительно, Вольдемар! – он несколько раз хлопнул в ладоши. – У вас есть голос. И текст неплох, только маловероятен, ведь Бессмертный за все свои преступления осужден на бессрочное отбытие.
– Инвентарный номер 60130, – Модест Матвеевич открыл глаза. – Трус, я его вызывал на поединок, не пошел ведь, эдакая шельма.
– Да кто с вами в здравом уме и твердой памяти связываться будет? – отмахнулся от слов зама по хозяйственной части Хунта. – Кощей – тип отвратный, но не безумный.
– А Идолище? – возмутился Модест. – Идолище-то отозвался!
– Ну и где он сейчас? – ласково спросил резко зардевшегося Камноедова Кристобаль Хозевич. – То-то и оно. А Кощей на казенном пайке в полном довольстве.
– Ковер у него инвентарный номер 35210, – загрустил Модест.
– Вы закончили вечер воспоминаний? – поинтересовался недовольный певец. – Я могу продолжать?
– Конечно, Вольдемар! Простите великодушно, увлеклись прошлыми подвигами.
– А мне, – сказал Витька, – куда интереснее послушать, как Модест Матвеевич Идолище Поганое одолел! Песни Почкина в зубах навязли!
– Нет, – застеснялся товарищ Камноедов, – пусть товарищ поет, душевно так.
– Витторио, не завидуйте таланту друга, это вас не красит, а история коротка. Выдвинулось Идолище из пещеры на Непрядве-реке со своими кривыми сабельками супротив нашего товарища зама по хозяйственной части, а Модест Матвеевич ему раз – и инвентарный номер припечатал. Палицей. Тут он копыта и отбросил.
– Не было у него копыт, – покачал головой Камноедов, – плюгавый, мерзавец, оказался. Не рассчитал я. Перестаньте, Кристобаль Хозевич, прямо позорите меня перед людьми.
Я вспомнил скелет вышеупомянутого Идолища в Изнакурноже и содрогнулся.
– Так, я не в голосе, – угрожающе пробасил Володя.
– Ты не будешь петь? – обрадовался Роман.
– Буду! Но дурным голосом!
– А что, ты видишь какую-то разницу? – изумился хам Витька и ловко увернулся от пущенной Володей в его сторону пустой кружки. – Вам чайку, маэстро?
– Соблаговолите, – кивнул незлопамятный Почкин и объявил: – Про любовь. И Романа Петровича.
– «Огней так много золотых на улицах Саратова
Парней так много холостых, а я люблю женатого...»
Володя пел очень грустным голосом. Модест Матвеевич снова закрыл глаза, а Жиакомо в задумчивости опустил ладонь на его колено.
– А? Что? Я не сплю, – очнулся Модест, садясь прямо. Жиакомо вздохнул и руку убрал.
Хунта как кот выгнулся на подоконнике, наблюдая за Володькиной игрой. Когда песня закончилась, Кристобаль Хозевич прокомментировал:
– А у вас музыкальные пальцы, Вольдемар.
Почкин был тронут вниманием к своей персоне и спросил:
– Кристобаль Хозевич, а хотите, я вам еще одну песню спою?
Хунта медово улыбнулся.
– Разумеется, мой дорогой, разумеется, но не раньше, чем я сам для вас что-нибудь сыграю.
Это заявление вызвало оживление у публики. Даже Модест Матвеевич открыл глаза.
– Не знал, что вы играете на гитаре, – удивленно заметил Роман.
– У меня всего лишь было достаточно времени для тренировок, – скромно заметил великий магистр, мягко забирая из рук Володьки музыкальный инструмент.
– Кристобаль Хозевич преуменьшает собственные дарования, – заметил Жиакомо, – он великолепно музицирует.
– Спасибо, Жиан, ты очень любезен, – улыбнулся Хунта и закинул ногу на ногу, пристраивая гитару поудобнее.
– Для вас, Вольдемар, для прекрасного музыканта, – он кивнул Почкину и начал играть.
С первых же аккордов мне стало понятно, что у бывшего великого инквизитора действительно было более чем достаточно времени для тренировок.
Обычная шестиструнная гитара разливалась под его быстрыми пальцами восхитительным многоголосьем.
– «Besame, besame mucho,
Como si fuera esta noche la ultima vez…»
Хунта неотрывно смотрел на Почкина, тот в немом восхищении перед мастерством магистра не мог отвести взгляда от струн. Да и мы слушали, затаив дыхание. Песня плавно перешла в переливы фламенко, а закончилась невероятно грустным и совершенно непонятным испанским романсом.
Когда музыка стихла, мы все дружно зааплодировали, Хунта, чрезвычайно довольный, поклонился со своего насеста.
Почкин, сраженный талантами бывшего великого инквизитора, взмолился:
– Кристобаль Хозевич, научите меня вот так же? Пожалуйста.
– Конечно же, Вольдемар! Я уверен, вы будете прилежным и способным учеником, – ответил Хунта, возвращая гитару.
– А вот как это вы так? – Володька попытался повторить один из замысловатых переборов, которыми блистал Кристобаль Хозевич.
– Смотрите, – Хунта соскочил с подоконника, сел на стул рядом с Володькой и через его плечо начал показывать, как правильно играть на испанский манер.
– Кристо, не увлекайся, – мягко попросил бывшего великого инквизитора Жиан Жеромович.
– Не лезь, Жиан, я вот исключительно деликатен, – сверкнул глазами Хунта и очень ласково приказал: – Вольдемар, вы не расслабляетесь, это вредно для музыки любви. Бросьте ладонь поверх струн и ласкайте их, как ласкали бы прекрасные волосы, такие, например, как у моего друга Жиана.
Все задумчиво уставились на шевелюру товарища Жиакомо, чем ввели его в полнейший конфуз. А Модест Матвеевич вздохнул и укоризненно заметил:
– Они же вам мешают, длинные, даже товарищ Корнеев вам примером не служит.
– Бросьте, Модест, – хмыкнул Хунта, распределявший Володины пальцы по нужным струнам, – вы бы еще Одина в пример привели, он образцово лыс. Ну, Вольдемар, блесните перебором и не напрягайтесь, умоляю вас, вы ласкаете тело музыки.
– Какой кошмар, – прокомментировал раздавшиеся звуки Эдик, окончивший музыкальную школу по классу виолончели, – так дрова пилят, а не… – он смешался и покраснел. Наш друг иногда был очень стыдлив.
– Это только первая попытка, – не терял энтузиазма Хунта и, приобняв Почкина за плечи, добавил: – Если бы я учил Модеста, я бы, конечно, плюнул, признав бесплодность затеи, но Вольдемар, с его божественным голосом, его точеными пальцами...
– Плюнули бы, говорите? – задумчиво посмотрел на Хунту Модест.
– Давно, – кивнул Кристобаль Хозевич.
– Хм, ну-ка, дайте инструмент.
– Зачем, Модест Матвеевич, на гитаре играть неудобно, карты падают, – вспомнил бородатую шутку Витька.
– Вы музицируете? – в глазах великого престидижитатора появился почти религиозный экстаз.
– Баловался, давно уже.
Володя протянул Модесту инструмент, тот скривился, буркнул: «Шестиструнка? Не уважаю...» и перекрутил колки по-своему.
– Обалдеть, сейчас Модест врежет марш! – повеселел Роман.
– Или «Дубинушку», – скептически поморщился Витька.
– «Как на вольный Терек, на высокий берег, выгнали казаки сорок тысяч лошадей», – голос у Модеста был низкий и очень сильный, чувствовалось, что если он захочет, то легко перекроет догрохатывающий за окном гром, бульканье закипающей воды в банке и смех ребят из отдела Бальзамо. И играл он хорошо. Не так выпендрежно и богато, как Хунта, но… я не знаю, как это объяснить – от его песни хотелось плакать и быть лучше. Хотя раньше такое со мной случалось только при общении с товарищем Жиакомо.
– Модест... я снимаю шляпу... уделали как мальчишку! Где же вы так?
– А еще, – невоспитанно потребовал Эдик, – еще?
– Не надо. – Жиан Жеромович поднял блестящие глаза. – Слишком много и одного раза. Вы мне сердце разорвали.
– Давно уже, – хмыкнул Хунта. – Володя, расслабьтесь, это не техника, это другое. Не скопируешь, разве только само выльется.
– Да бросьте, – улыбнулся Модест, – нехитрое дело, песня такая.
– И дождь кончился, вы обещали мне прогулку, – Жиакомо встал и откинул со лба волосы. Лицо его светилось какой-то необыкновенной тихой радостью.
– После ужина. Режим нарушать – есть непорядок, – кивнул Модест и тоже поднялся. – Благодарю, товарищи, хорошо посидели. Не опаздывайте на ужин и помните – завтра рабочий день! Вот в таком разрезе.
Они вышли.
– Никогда бы не подумал, что свод правил так умеет душу выворачивать, – растерянно сказал Роман.
– Жиан Жеромович насквозь людей видит, – пробормотал Эдик.
– Вольдемар, вы не раздумали учиться? Я могу уделить вам час– другой, после ужина.
– Что вы, я готов! А как вы берете баррэ двумя пальцами сразу, я такого раньше не видел?
А Витька промолчал, но мне показалось, что он решает в уме задачу с пятью неизвестными в квазипространстве.

 Отправлено: 21.05.07 10:04. Заголовок: Re:

~*~

Никогда в жизни я так не ждал воскресенья. В «Соловецких зорях» принцип понедельника, который начинается в субботу, не работал, как и прочая магическая премудрость. В итоге единственный выходной пришелся как нельзя кстати, мы выспались, накупались, сходили в лес и от пуза наелись черники, а за ужином Модест напомнил еще об одном приятном моменте, совершенно забытом нами в пелене трудовых будней.
– Не расходитесь, товарищи! – Модест грузно поднялся из-за столика старших магистров. – Сегодня в двадцать ноль-ноль перед клубом будут танцы. Прошу всех помнить, что вы хомункулусы и ученые, а не какое-то хулиганье. В таком вот аксепте. Со своей стороны обещаю неприятности тем товарищам, которые забудут, что значит культурный отдых. Буду контролировать. Спиртные напитки – под запретом. У меня все.
– Хорошенький получится отдых под грозным оком Модеста, – фыркнул Витька.
– Ничего, – подмигнул Роман, – не волнуйтесь, у меня есть надежные люди среди местного контингента.
– Танцы! – обрадовался Володя. – Давненько я не брал в руки шашек!
– Вы пойдете? – приуныл Эдик.
– И ты тоже, – закивал Роман, – меня просили с тобой познакомить. Желание дамы – закон!
– Это так неожиданно, – смутился Эдька, – но очень интересно.
– И мне, – усмехнулся Роман, – может, выбросишь из головы коварную Майку.
Я поднялся.
– Пошли, хочу лицезреть барышню, имеющую виды на товарища Амперяна. В плохие руки не отдам!
– О, Алехандро, я вас понимаю! – повернулся к нашему столу великий инквизитор. – Нет ничего гаже, когда друзей уводят недостойные, – он прожег взглядом Модеста Матвеевича, но тот пил пятый стакан чая и коварного выпада Хунты не заметил.

– Жарко в галстуке-то, – заметил Володя Роману, который мучился выбором между бордовым в косую полоску и зеленым в ромбик.
– Для дела никогда не жарко, Володя, – назидательно сказал Роман, – и тебе советую учесть.
– А я туда танцевать иду, – засмеялся Почкин.
Витька уже давно собрался и ждал нас на улице. Эдик метался от шкафа к тумбочке в поисках своей расчески, я скрипел неразношенными башмаками и брызгал на себя «Шипром».
В конце концов, мы вышли даже позже великих магистров.
По дорожке впереди нас уже поднимался Жиан Жеромович, безукоризненно отглаженный, держа на отлете свою знаменитую трость с набалдашником в виде головы орла, рядом шел Хунта, за которым вилось ароматное облако сигарного дыма, замыкал процессию Камноедов, по случаю выходного дня сменивший тренировочные на джинсы.
Я плохо себе представлял Жиакомо или Хунту, которые танцуют что-то современнее вальса, про Модеста же и говорить было нечего – он шел следить за соблюдением дисциплины.
На танцплощадке наше появление произвело фурор. Товарищи колхозники смотрели на великих магистров открыв рот и, видимо, решали, в каком ранге сии диковинные птицы, прилетевшие к ним под крышу, и как реагировать на белый костюм товарища Жиакомо на фоне черневших поодаль коровника и элеватора. Наш шофер Леха приветливо кивнул и принялся объяснять односельчанам, что великие магистры не шпионы и не из цирка, как можно подумать по их одеждам, а видные ученые, почти что академики, как товарищ Королев, недавно покоривший космос. Судя по восхищенному киванию, односельчане рассказом Лехи прониклись и разом зауважали Хунту и Жиакомо.
Роман сразу же взял Эдика под локоть и подвел к стайке хихикающих барышень. Я успокоился. Девушки были хорошенькие и, судя по тому, что мой друг не шарахнулся от них в первую минуту разговора, можно было надеяться, что знакомство произвело должный эффект. Витька хлопнул меня по плечу и, заметив, что я почти женат, а засим глазеть на чужих девиц мне зазорно, отошел к товарищу Жиакомо и попытался втянуть того в сложный научный спор, но Жиан Жеромович мягко отказался выяснять на балу проблему синхронизации речных потоков и предложил Виктору увлечься танцами. Володя Почкин аж подпрыгивал от нетерпения, ожидая начала. И вот волшебный момент наступил. Круглый человечек вытащил из клуба проигрыватель и удлинитель, его добровольный помощник с повязкой дружинника на рукаве принес стопку пластинок, и праздничный вечер начался.
Первые несколько песен девушки и ребята стояли группками, и никто особенно не танцевал, затем публика пообвыклась – все же наше присутствие смущало местное население – и парочки заполнили площадку.
Я следил за происходящим, сидя недалеко от магистров, и курил сигарету.
Вот Роман пригласил хорошенькую девушку с длинной косой, Володька, дорвавшийся до музыки, приплясывал около меня и выискивал глазами, кого бы пригласить – пока играли только фокстроты и вальсы. Наконец он выбрал жертву и пошел на приступ.
Между танцующими протиснулся молодой парнишка и, перекрикивая музыку, объявил:
– Следующий – белый танец! Дамы приглашают кавалеров!
Какая-то особенно смелая и впечатлительная барышня, до корней волос залившись стыдливым румянцем, подошла к Жиану Жеромовичу и еле слышно прошептала:
– Можно вас пригласить?
Кажется, Жиакомо смутился не меньше барышни, вручил Хунте трость, поклонился и, подав даме руку, вывел ее на площадку.
Ко мне подошла наша разносчица Оленька и, даже не спрашивая согласия, вытянула на танцплощадку,
– Товарищ Саша, – зардевшись поинтересовалась Оленька, – Груша переживает, вот товарищ Эдик, он супружный?
– Насколько я в курсе, нет, – уклончиво ответил я – мало ли что за груши интересуются матримониальным состоянием моего друга.
– А товарищ Володя? Он как? Свободный? Не подумайте плохого, товарищ Саша, Клава попросила узнать, очень уж они бойкий да ухватистый.
– Оленька, пусть Клава не обольщается, – вздохнул я. – Володя отличный парень, но в его жизни есть две любви – наука и самбо. И если первая опасности не представляет, то вторая… ну, сама подумай, зачем нужен муж-самбист, он же все время на сборах.
– Точно, – кивнула разумная Оленька, – ну, ваш Корнеев никому не понравился, про него я и спрошать не буду, а вот ваш главный женат?
Я заподозрил недоброе.
– Товарищ Жиакомо? В белом костюме?
– Нет, по нему видно, что холостой, да не подступишься; мужчина, который так наглажен да настиран в совхозе, прекрасно без хозяйки обойдется. Валя его так пригласила, перед девочками похвастать, больно уж кавалер достойный. Я имею в виду главного. Солидного мужчину.
– Модеста? – не поверил я. – Оленька, да кто ж это положил глаз на нашего зама по АХЧ?
– А вот положили, – кокетливо опустила ресницы Оленька, – да не одна. Но я вам не скажу, ибо не подружки спрашали.
Тут музыка кончилась, и я, проводив Олю к ожидающим результатов допроса девушкам, вернулся на свое место, краем уха услышав изумленный вздох колхозной молодежи. Обернувшись, я увидел, как Жиан Жеромович галантно целует руку пригласившей его барышне, а та в состоянии полнейшей ажиотации готовится пасть на руки восхищенных подруг.
Кристобаль Хозевич выкинул сигару с ближайшие кусты.
– Жиан, ты разрываешь сердца местным селянкам, – блеснул он жемчужной улыбкой.
– Кристобаль, тебе не следует так говорить, – смутился Жиан Жеромович, – я не могу отказать даме, которая оказала мне честь, выбрав для танца. И уж тем более тебе прекрасно известно, что оскорбить ее невниманием по меньшей мере недостойно воспитанного человека.
– Ты мне лекцию по этикету читаешь? Или вот Алехандро? – изогнул бровь Хунта.
– Простите, если был некорректен, – извинился Жиакомо и прислонился к стволу клена.
– Что вы, что вы, Жиан Жеромович, и рядом не были, – заверил его я.
Завели пластинку с твистом. Володька, ухватив свою пару, выскочил танцевать и спустя три минуты дрыгоножества и рукомашества вернулся к нам, раскрасневшийся и мокрый.
Хунта, наблюдавший за нашим приятелем с все более увеличивающимся скепсисом, спросил:
– Это вы называете танцами, позвольте спросить?
Отдуваясь и поправляя прилипшую к спине майку, Почкин отметил:
– Энергичные танцы – очень весело, Кристобаль Хозевич, вам должно понравиться. Услуга за услугу – вы мне уроки испанской гитары, я вам уроки твиста и рок-н-ролла. Идет?
Хунта скривился.
– Увольте, Вольдемар, я не столь расчетлив, как принято считать. Меня такие танцы не впечатляют, – добавил он как-то особенно расстроенно.
Я пошел потанцевать, но продержался недолго. По-видимому, сегодня вечером тут собралась вся деревня, и через полчаса площадка напоминала бочку с сельдью – все толкались и наступали друг другу на ноги.
Когда я вернулся с последнего твиста, меня уже поджидал Эдик.
– Ну, как твоя новая знакомая? – поинтересовался я.
– Очень милая девушка, – ответил он, и уши его запылали.
Мимо нас протиснулась высокая как гренадер девица и, подойдя к Камноедову, пригласила его танцевать. Модест Матвеевич сначала не понял, чего она от него хочет.
– Что случилось, товарищ? – спросил он, перекрикивая музыку.
Девушка повторила приглашение.
– Спасибо, – ответил Модест, – но я, понимаете, при исполнении. Негоже мне.
– Отказывать женщине – самое последнее дело, Модест Матвеевич, – заметил ему Хунта, – Вот, поучитесь у товарища Жиакомо.
Великий престидижитатор схватил Хунту за руку.
– Прекрати, прошу тебя, ты ставишь меня в неудобное положение!
– А я думал, ты сам себя в него поставил, друг мой, – отмахнулся от него Кристобаль Хозевич, – Тем более, что я прекрасно знаю, какие именно положения тебе неудобны, и никогда ими не злоупотреблял.
Эдик ткнул меня локтем в бок.
Жиан Жеромович поджал губы и отошел в сторону.
А Модест Матвеевич тем временем все-таки пошел на нарушение и, обняв девицу за талию, неловко закрутил ее в вальсе.
– Посмотри теперь на Жиакомо, – прошептал мне на ухо Эдик.
Я перевел взгляд на Великого Магистра – тот пристально наблюдал за тем, как Камноедов топчет туфли девушки, и лицо его побледнело, а под глазами залегли глубокие тени. Когда Модест, придерживая барышню за руку, крутанул ее волчком, Жиан Жеромович закусил губу, отвернулся и, буквально вырвав из рук Хунты свою трость, шагнул в темноту.
– Экие страсти! – буркнул Хунта. – Алехандро, я полагаю, нам с вами здесь больше делать нечего? Последуем примеру моего друга Жиана?
– Пойдемте, Кристобаль Хозевич, – кивнул я, – Эдик, я рад за тебя, смотри, не попадись Модесту.
– Ты не понял, Саша. Она действительно очень милая девушка, и я не могу портить ей жизнь, внушая необоснованные надежды. Я пойду с вами.
Хунта изумленно поднял брови.
– Романа Петровича подобные соображения никогда не останавливали. Но вы, Эдуардо, правы. Гусарство идет не всем. Вот моему другу Жиану – нет.
Жиакомо вынырнул из темноты, еще более бледный, только теперь на скулах великого престидижитатора пылали пятна румянца. Он вперил взгляд в спину Модеста, беседующего со смелой селянкой, вырвал из манжета запонку, нервно ее покрутил, уронил, махнул рукой и исчез опять.
– Пойдемте, друзья. Раз Жиан начал метать свои рубины перед недостойными, его лучше изолировать.
– И запонку найти нужно, затопчут, – проявил рачительность я.
– Корнеев! – прогремело за нашими спинами. – Проводите гражданку, она боится. Мне нужно обход делать.
– Она боится? – не поверил глазам Витька. – Да я сам пугаюсь таких гражданок.
– Разговорчики, Корнеев. Что мне, Жиана Жеромовича искать?
– Поищите, – одобрил идею Витька, – а барышню я провожу, как звать-то?
– Да пошел ты, – разочарованно протянула селянка, глядя на удаляющийся силуэт Модеста Матвеевича.
К нам подошел мокрый, возбужденный Володя и, размахивая руками, принялся показывать, какое удовольствие получил от танцев. Хунта погрустнел еще сильнее, взял Эдика под руку и потащил вперед, сетуя по дороге на несовпадение его желаний и чужих возможностей.

 Отправлено: 21.05.07 10:04. Заголовок: Re:

~*~

Белый глаз солнца взирал с плавящихся небес на то, как мы, несчастные, ползаем по бесконечному полю. И не было видно нашему горю конца и края.
Рядом со мной обливался потом Роман, за ним полз, изнемогая от жары, Эдик, следом за моим другом товарищ Жиакомо пытался сохранить остатки собственного достоинства и не распластаться непосредственно на грядке, по правую руку от Жиана Жеромовича остервенело рвал одуванчики сосредоточенный и хмурый Витька. Володю Модест Матвеевич отправил за водой, а сам следом за нами собирал сорняки и скидывал их на край поля.
Я отер лицо от пота и сел на землю.
– Вижу мираж, – слабым голосом возвестил я. – Вижу, идет к нам Почкин и тащит за собой бассейн, ванну, душевую…
– Давай-ка ты приляжешь, – встревоженно обернулся на меня Роман, – похоже, ты перегрелся.
– Нет, – протер глаза Эдик, – это коллективный мираж. И Володя от мух отмахивается. Могут ли миражи бояться мух? Вот в чем вопрос!
– Он воду не расплескает? – хмуро отозвался Витька. – С насекомыми воюя?
– Не должен, – Роман поглядел на приближающегося Почкина, – у Володи отличный инстинкт самосохранения. Поэтому он выживет как вид! А вы – вымрете! – магистр ткнул пальцем в Витькину сожженную солнцем кожу, висящую на плечах сухой бахромой.
– Нет. Он выживет, потому что с водой. А мы умрем от жажды, – поделился справедливыми опасениями я.
– Но Володя идет к нам! – в голосе моего друга Эдика звучала отчаянная надежда.
– Он просто Витины жаждущие глаза не видит, подойдет поближе, узрит наше чудовище – и бежать. Давайте создавать вид всем довольных людей, пусть не опасается водяного бунта, – и Роман ласково помахал приближающемуся Почкину.
– Скоро принесут? – обратился к нам Жиан Жеромович. Язык товарища Жиакомо заплетался, а на идеально белой рубашке висела редисочная ботва. – Темнеет.
Я поднял глаза на безупречно ясное светящееся небо, потом с подозрением перевел взгляд на заведующего отделом Универсальных Превращений и настороженно пообещал:
– Скоро.
Жиакомо, пожалуй, выглядел хуже всех нас – покрасневший, с совершенно мокрым лицом, волосы сбились на лбу.
Он посмотрел вдаль, где прыгал через грядки наш товарищ, груженный пятилитровыми алюминиевыми бидонами с водой, встал с четверенек, отряхнул с себя землю, сделал два шага навстречу вожделенной влаге, плавно обернулся вокруг своей оси и рухнул оземь.
– О черт возьми! – заорал я.
Мы повскакивали с грядок и бросились к Жиакомо.
Эдик склонился над великим магистром и пощупал пульс.
– Перегрелся, – заключил он.

– Что здесь происходит? – прогремело за нашими спинами, – что за непорядок такой?!
– Да, какой уж тут порядок, – сквозь зубы пробормотал Роман, – у Жиана Жеромовича обморок.
– Так не позволено же, – несколько озадаченно произнес Модест, – утечка мозгов какая-то, не иначе!
– Разбазаривание голов великих магистров, – кивнул наш друг Амперян, переходя на доступный товарищу Камноедову административный язык.
– Он умрет? – у Витьки задрожали губы. Чтобы хоть как-то соблюсти репутацию человека, не склонного к сантиментам, он добавил: – Хрен с маслом им! – и погрозил кулаком солнцу.
– Не выражайтесь, Корнеев, – машинально выговорил Модест и склонился над великим престидижитатором. – Привалов, голову ему рубашкой накройте, можно своей.
– Сашка белокожий, лучше я, – сказал Роман и стал стягивать футболку.
– От тебя за версту воняет одеколоном «Шипр», – остановил Ойру-Ойру Эдик, – возможен аллергический шок.
– Клоуны! – взвыл Витька, – спасайте Жиана Жеромовича! – и начал стаскивать свою изрядно пользованную тельняшку.
– Этот потник только убить может, – прорычал Роман, – Эдька, скажи ему.
– Ничего, – заверил Витю добрый Эдик, – если на товарища Жиакомо нападут враги, мы бросим им в лицо твою тельняшку, а пока магистр нужен нам живым.
– Прекратите! – призвал к порядку копошащуюся общественность Модест. – Спасибо, Привалов, – он водрузил мою майку на голову великого престидижитатора, нагнулся и поднял Жиакомо на руки, вернее, принял вес на живот и довольно легко потопал к ближайшим густым зарослям бузины и боярышника, видневшимся у края поля. Эдик встряхнулся, догнал Модеста и зафиксировал голову Жиакомо на плече товарища Камноедова посредством собственной руки, чем наверняка вызвал одобрение зама по хозяйственной части. Витька назвал Амперяна подлизой и помчался к Володе, дабы сообщить, где именно вода нужнее всего. Мы с Романом переглянулись и пошли вслед удаляющимся Эдику и Модесту – на случай непредвиденных падений и прочего непорядка.

Модест сгрузил бесчувственную ношу в тени кустарника и обернулся на нас:
– Воду давайте.
Витька и Почкин как раз подтащили бидоны поближе, Камноедов запустил руку в карман тренировочных, сосредоточенно в нем покопался и выудил на свет божий огромный клетчатый носовой платок.
– Лей, – скомандовал он.
Намочив платок, он согнулся над пострадавшим, попутно бесцеремонно отодвигая заботливого Эдика, положил холодный компресс на лоб великому магистру и усердно похлопал того по щекам. Я забеспокоился, что от этих лечебных оплеух у больного останутся синяки.
Жиакомо приоткрыл глаза и вяло приподнял руку, перехватывая могучую длань Камноедова, занесенную для очередного удара.
– Благодарю вас, – еле слышно прошептал он.
– Как вы себя чувствуете, Жиан Жеромович? – Витька склонился над неподвижно распластанным Жиакомо.
– Почти... хорошо. Сейчас встану...
– Лежать! – скомандовал Модест и обернулся к нам. – Идите, работайте, что столпились?
– А он? – спросил Роман. – Один останется? Валяться здесь?
– Со мной валяться будет, – внушительно произнес Модест, – и с Приваловым. Намочите свою майку тоже. И давайте сюда. Корнеев, Почкин, остальные, вы еще здесь? – удивленно посмотрел он на опешивших от подобного заявления магистров. – Вода – это жизнь, несите ее другим товарищам.
– Вы нас, если что, крикните, – попросил грубый Корнеев и скорбно покачал головой.
– Если что, вы мне уже не поможете, работать идите, план выполнять, – рявкнул Модест и повернулся к хорошо себя чувствующему Жиакомо, мимикрировавшему под окружающую зелень.
– Саш, зови, – хлопнул меня по плечу Почкин, и мы остались втроем. Я сел чуть поодаль и притворился, что занят изучением жизни насекомых. В частности, слепней и комаров, в изобилии сновавших в кустах бузины.
– Экий вы неосторожный, товарищ Жиакомо, – гудел Модест Матвеевич, – а еще работник умственного труда!
Камноедов уселся рядом с лежащим Жианом, свернул влажную майку и подложил магистру под голову вместо подушки.
Жиакомо попытался присесть, но с первого раза ничего не получилось.
– Простите меня, любезный Модест Матвеевич, за причиненное вам неудобство. Право же, не стоило так беспокоиться обо мне, – обессиленно опустив голову, вымолвил он.
– Конечно, – хмуро отозвался Модест, – надо было оставить вас там, как пример нарушения техники безопасности.
– Я виноват, – огорченно согласился Жиакомо.
– Вот где ваша панама? – строго поинтересовался зам по хозяйственной части.
– У меня нет панамы, – совсем расстроился магистр.
– Значит, надо организовать, – Модест Матвеевич огляделся по сторонам и обнаружил меня. – Привалов, сотруднику требуется солнцезащитный головной убор. Располагаете?
– Никак нет, – отозвался я, выпрямив спину.
– Сплошное членовредительство, – задумчиво поделился Модест. – Хоть платок имеется?
Платка у меня тоже не было, поэтому я был признан несознательным и не приносящим пользу коллективу субъектом и оказался подвергнут порицанию общественности в лице Модеста Матвеевича.
Критику прервал товарищ Жиакомо, который протянул ослабевшей рукой свой носовой платок с вышитыми инициалами.
Модест удовлетворенно кивнул, завязал уголки платка узлами, получив таким образом импровизированную тюбетейку, и вернул Жиакомо со словами:
– Применять при каждом выходе на открытый солнечный свет. С вашими-то темными волосами надо бы озаботиться… – он неодобрительно смерил взглядом шевелюру магистра, – … этим… как бишь…
– Прикрытием? – попробовал угадать я.
– Прикрытием? От кого? Вы находитесь в дружественном совхозе, товарищ Привалов, здесь врагов нет!
– Точно так, Модест Матвеевич, – с энтузиазмом согласился я и решил, что на сегодня общения с замом по хозяйственной части мне более чем достаточно. – Разрешите идти?
– Куда? – изогнул бровь Камноедов.
– На трудовой подвиг, так сказать, – отбарабанил я и поднялся.
Модест неодобрительно посмотрел на меня, на поле, на футболку под головой Жиакомо и не одобрил.
– Сидеть! Вижу, пример товарища пропал для вас втуне? Сгореть желаете и тем выпасть из рядов коллектива на неопределенный срок?
Мысль, что Камноедов может заподозрить меня в дезертирстве с трудового фронта, мне не понравилась.
– А как быть, Модест Матвеевич? – заныл я. – Ребята-то работают?
– Будь вы человеком высокой сознательности, я бы оставил вас с товарищем Жиакомо, а сам отправился выполнять тройную норму, – укоризненно заявил Модест, – но вы только что доказали обратное.
– Я ничего не доказывал, – вспыхнул я, – наоборот, пылаю энтузиазмом и хочу приносить пользу!
– Так... – Модест Матвеевич выдвинул вперед челюсть, сразу видно – принялся решать непростую моральную дилемму. – Значит, не отлыниваете?
– Никак нет, – уныло повторил я.
– Я почти пришел в себя, – Жиакомо попытался приподняться на локте, но застонал и рухнул обратно в траву.
– Отлыниваю, – прошептал он.
– Вы мне это прекратите, товарищ Жиакомо, – осердился Модест Матвеевич, – весь вред, что вы могли себе причинить, уже причинили. Лежите и не отвлекайте внимание товарищей. Привалов!
Жиакомо застонал.
– Да, Модест Матвеевич.
– Держите, – он расстегнул пуговицы на ковбойке, снял ее и протянул мне, – идите.
– Я же утону в ней.
– Ваши трудности, товарищ Привалов! Больше ешьте в столовой… Вы еще здесь?
– Бегу, – кивнул я, накидывая на плечи невообразимо большую для моего сорок первого размера рубашку, – а голову товарища Жиакомо надо повыше положить. У него платок спадает и кровь в сосуды плохо поступает, – выдал я сентенцию, когда-то услышанную от Эдика.
– Платок никуда не годится, – снова разгневался Модест.

Уходя, я обернулся и увидел, что товарищ Камноедов решил задачу по приведению заведующего отделом Универсальных Превращений в рабочее состояние. Он развернул свой собственный носовой платок, имеющий перед жиакомовским неоспоримое преимущество – необъятные, как у простыни, размеры – и смастерил новый головной убор.
– Будете носить, – услышал я раскатистый приказ заместителя по хозяйственной части.

 Отправлено: 21.05.07 10:05. Заголовок: Re:

 Отправлено: 21.05.07 10:31. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
уношу читать. Хочу заранее сказать огромное спасибо за сам факт!))

 Отправлено: 21.05.07 10:36. Заголовок: Re:

Пожалуйста)))
Приноси фидбек

 Отправлено: 21.05.07 10:43. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
а продолжение скоро? ;)

 Отправлено: 21.05.07 10:45. Заголовок: Re:

Galadriel уже прочитала? О.О
Должно быть скоро ;-)

 Отправлено: 21.05.07 14:35. Заголовок: Re:

....Мы в восхищении! Королева в восхищении... ( на более осмысленный отзыв меня не хватит - никак растекшиеся лужицей мозги в кучку не соберу)

 Отправлено: 21.05.07 15:03. Заголовок: Re:

Валет мы рады! Спасибо!

 Отправлено: 21.05.07 15:06. Заголовок: Re:

Бозе мооооййй!!!
Какая красота!!!
Большое-больное-большущее спасибо!!! Как я мечтала о хорошем большом фанфике по понедельнику!! И наконец мечта сбылась!
Какие же все родные и знакомые! Особенно спасибо за фотографии - подобрано просто супер! :))
Очень хочеться продолжения! Пейринг здесь будет только один?
Жду, что будет дальше!! :)

 Отправлено: 21.05.07 16:07. Заголовок: Re:

Вода – это жизнь, несите ее другим товарищам.

В точку! Еще такой "водички" и жизнь будет прожита не зря. Спасибо за такую прелесть.

 Отправлено: 21.05.07 16:17. Заголовок: Re:

Прелесть какая... Проды! Я жажду проды!
И да, пейринги ещё будут?

 Отправлено: 21.05.07 17:19. Заголовок: Re:

Это что-то совершенно невообразимое! С огромным нетерпением жду продолжения.
Стиль, сюжет - выше всех возможных ожиданий! ))))

 Отправлено: 21.05.07 17:51. Заголовок: Re:

Дамы,сколько раз я говорила вам,что я вас люблю?
И еще раз скажу за стенд с фотографиями.
Восхитительно все, начиная с саммари :)
Но если я начну раздергивать этот шедевр на цитаты,тема закроется. Я же его близко ктекстузнаю :)))

 Отправлено: 21.05.07 18:24. Заголовок: Re:

Карбони & XSha Я буду очень плохим читателем. Я буду нагло копировать обновления в отдельный файлик, но прочитаю только после того, как вы закончите. Мне очень стыдно, что в процессе от меня не будет никаких откликов.

 Отправлено: 21.05.07 18:54. Заголовок: Re:

фотографии изумительны, диалоги за стенкой -- тоже. И совершенно невозможно понять, кто из вас что писал... И пейринги прекрасны :))
спасибо :)

 Отправлено: 21.05.07 20:13. Заголовок: Re:

Гениально! Товарищ Карбони, товарищ XSha, в связи с вышеследующим вам положена похвальная благодарность в приказе и молоко за вредность! ММК/ЖЖ это ОТР!!! И вы это всем нам показали и доказали.
Но читателя волнует также и судьба К.Х. Хунты, надеюсь, и он не уйдет с полей обиженным.))))

"ут колом или ко-остром не обойдешься. Раньше – милое дело, а сейчас – сде-елают тебя ди-иссидентом и п-предателем"
- отлично.

И молодцы, что Романа оставили бабником, уважение канона достойно уважения, в таком вот аксепте.

Стиль схвачен прекрасно. Как и герои - в характере однозначно. Портреты на доске почета рулят (только Кристобаля я бы выбрала потощее..)))

 Отправлено: 21.05.07 20:19. Заголовок: Re:

Но читателя волнует также и судьба К.Х. Хунты, надеюсь, и он не уйдет с полей обиженным.))))
Да, кстати, очень волнует! ))) Я бы, правда, ему в пару пожелал кого-нибудь поизящнее, но лишь бы Кристобаль свет Хозевичу хорошо стало.

 Отправлено: 21.05.07 21:29. Заголовок: Re:

Shippo ладно, откроем тайну - пейринг будет не один
Спасибо за отзыв!!!

Kermis вам спасибо)))))

Arianrod куда ж без пейрингов ;-)

Aureliano большое спасибо!!

Ольга о! наш любезный читатель!! Мы так рады!!! Спасибо за теплые слова!!! Ужасно приятно!

Мириамель надеемся, что после того, как фик будет закончен, отзыв все-таки будет

menthol_blond спасибо!!!
мы так тесно сплелись в творческом экстазе, что сами, порой, не знаем, где чей кусок %)))))

Товарищ Daria! От лица нашего творческого коллектива благодарим за отзыв!!
Мы старались не обижать наших героев - есть надежда, что не уйдет Кристобаль Хозевич обиженным

(и что такое ОТР?)

 Отправлено: 21.05.07 22:00. Заголовок: Re:

Карбони & XSha "и что такое ОТР?"
One True Pairing

 Отправлено: 21.05.07 23:12. Заголовок: Re:

Выражаю свое восхищение еще раз, и становлюсь перед авторами на колени, не распрямляясь ползу к ним, униженно вымаливая проду...
насчет Хунты и канона... может его с Кивриным свести...Теодоро же инквизитора уже столько э-э лет выносит и терпит?

 Отправлено: 22.05.07 00:28. Заголовок: Re:

*хлюпает носом*
А я так надеялся на пэйринг Хунта/Жиан, Камноедова вапще не переношу(((
Может всё-таки ЖЖ/КХ, а?

 Отправлено: 22.05.07 03:10. Заголовок: Re:

Гм... Так Хунта, кажется, запал на Почкина? Почкина Великому Инквизитору! На блюдечке)
Хотя Хунту можно вообще... с кем угодно...никто не устоит ( кроме Камноедова, конечно)
Ещё раз респект авторам. Большой-большой.

 Отправлено: 22.05.07 03:16. Заголовок: Re:

Я как новичок в данном фэндоме - в полном экстазе. Да и не только как новичок. Люблю правдоподобность, а тут ее просто ВЕЗДЕ и НАВАЛОМ. Сорри, за отсутствие элегантсности в выражениях.

До того все естественно и легко и красиво что четвертый час ночи и неясные *после пьянки* мозги оказались совсем не помехой. Проглотилось все на одном дыхании. От Жиана с Модестом в восторге, от остальных не менее. Терпеливо ждем продолжения.
*да, и ОГРОМНАЯ благодарность! *

 Отправлено: 22.05.07 07:47. Заголовок: Re:

Валет пишет:

цитата:

насчет Хунты и канона... может его с Кивриным свести...Теодоро же инквизитора уже столько э-э лет выносит и терпит?

Валет, мы ужасно рады, что вам нравится наш фик!!!
Что же касается вашего предложения относительно судьбы Кристобаля Хозевича, то она уже решена, и деться ему некуда. Каким именно образом сложится его жизнь в "Соловецких зорях" - следите за обновлениями

 Отправлено: 22.05.07 07:50. Заголовок: Re:

tatka пишет:

цитата:

Камноедова вапще не переношу(((

tatka, а вот Жиану Жеромовичу он кажется по вкусу. Нам представляется, что Жиакомо не может быть расположен к плохим людям. Так что, может последовать его примеру и чуть внимательнее присмотреться к Модесту Матвеевичу? А?

 Отправлено: 22.05.07 08:01. Заголовок: Re:

Arianrod спасибо вам)))))))

shiro как это приятно!!!! Огроменное спасибо за отзыв!!!!

 Отправлено: 22.05.07 10:55. Заголовок: Re:

Потрясающе! Продолжение, пожалуйста! Не томите!

 Отправлено: 22.05.07 13:50. Заголовок: Re:

Пару раз сегодня перечитала. Это после вчерашнего прочтения.
Абсолютно восхитительно!
Душа безумно жаждет продолжения...

Жиан Жеромович так трогательно к Модесту Матвеевичу относится. Мне самой даже стал нравиться Камноедов.

И да, согласна с Arianrod полностью...

Arianrod пишет:

цитата:

Почкина Великому Инквизитору! На блюдечке

 Отправлено: 22.05.07 14:16. Заголовок: Re:

Хунты достроин только Демин ;) у них такое страстное противостояние, пол института разнести готовы ;)

чудный фик. стиль оригинала вроде бы и утрируется слегка, но какой сюжет, какие характеры! ;) это уж совсем не полупрозрачные изобретатели. Камноедов просто поразил. оказывается, он и булавой махать умеет, а не только потрясать списками ;))
а приквел про Жиакомо и Хунту будет? ;))) это должно было быть ужасно живописно ;)))

с нетерпением жду продолжения ;)

 Отправлено: 22.05.07 15:04. Заголовок: Re:

Карбони & XSha Карбони & XSha пишет:

цитата:

может последовать его примеру и чуть внимательнее присмотреться к Модесту Матвеевичу? А?

не могу честно старался, но не могу
ладно, будем болеть за Хунту с Почкиным, ну или ещё с кем Кристо и сам по себе хорош

 Отправлено: 22.05.07 15:38. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
восхитительный фик, атмосфера точь-в-точь как в Понедельнике))
Искренне надеюсь на пару Саша/Эдик, мои любимые)) Но уже начала проникаться основным пейрингом...Вот что талантливые авторы могут, даже заставить читателя проникнуться Камноедовым)))

 Отправлено: 22.05.07 16:24. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
От текста я еще в себя не могу прийти и только жалобно мычу. Очень жалко Жиакомо, рыдаю. Тащусь от ушей Эдика, восхищаюсь Кристобалем, и трепещу перед тов.Деминым.
Но. НО! Я только рассмотрела картинки (и никто мне в том не виноват самадура). Это просто блеск и писк. Все рассмотрела под микроскопом и еще буду любоваться, ага. Спасибо за прекрасный подбор актеров. :)

 Отправлено: 22.05.07 18:05. Заголовок: Re:

А можно для тормозных( т.е. для меня) , два раза в роли Хунты(на картинке) случайно не тот актер, который играл Дракулу в Ван Хельсинге (Роксбург, кажется)?

 Отправлено: 22.05.07 19:34. Заголовок: Re:

Карбони & XSha Всенепременно. :-))

 Отправлено: 22.05.07 19:55. Заголовок: Re:

Алита спасибо большое!!!

-------
Regis пишет:

цитата:

Пару раз сегодня перечитала. Это после вчерашнего прочтения. Абсолютно восхитительно! Душа безумно жаждет продолжения... Жиан Жеромович так трогательно к Модесту Матвеевичу относится. Мне самой даже стал нравиться Камноедов.

Regis до чего же приятно узнавать, что вы перечитываете Для авторов такое внимание читателя - это бальзам и услада! Мы счастливы! Спасибо :)
А уж если вам Камноедов понравился - ох... что сказать? :)))) Ура-ура!!!

-----
robin puck огромное спасибо за ваш комментарий!!!! Нам ужасно приятно это читать!
И мы очень постараемся вас не разочаровать

-----
tatka пишет:

цитата:

не могу честно старался, но не могу ладно, будем болеть за Хунту с Почкиным, ну или ещё с кем Кристо и сам по себе хорош

tatka ну, что ж поделать... *грустно вздохнули авторы* нам очень жаль, что вы не сможете вместе с товарищем Жиакомо прочувствовать всё, что будет ему дано на протяжении этого фика... но, увы, здесь мы бессильны.)))

------
hevilla пишет:

цитата:

Но уже начала проникаться основным пейрингом...Вот что талантливые авторы могут, даже заставить читателя проникнуться Камноедовым)))

hevilla, о! А вот тут мы оказались не бессильны! Чему несказанно рады!!! Как это приятно, когда удается-таки увлечь читателя своим взглядом на вопрос

-----
Келли Тек, мы очень-очень рады!!! Как хорошо!!!
Все ли надписи на коллаже читабельны? (если необходимо - можем продублировать).

-----
Валет пишет:

цитата:

А можно для тормозных( т.е. для меня) , два раза в роли Хунты(на картинке) случайно не тот актер, который играл Дракулу в Ван Хельсинге (Роксбург, кажется)?

Валет именно он. Мы долго думали кто бы нас обеих устроил и сошлись на этом образе. Причем именно на образе, а не на самом актере, так как в реальной жини (и прочих ролях) он не подходит под описываемого персонажа нисколько.

 Отправлено: 22.05.07 20:09. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Авторы, не томите...
Прислушайтесь к мольбам.
Жуть как хочется продолжения...

 Отправлено: 22.05.07 20:10. Заголовок: Re:

Жаль, что от стиля и настроения первоисточника ничего не осталось. Но как ориджинел - интересно. :)

 Отправлено: 22.05.07 20:24. Заголовок: Re:

Regis мы работаем над этим ;-)

принцесса Мурка пишет:

цитата:

Жаль, что от стиля и настроения первоисточника ничего не осталось

принцесса Мурка вы полагаете? Что ж... очень жаль, что вам так показалось, но что-то подсказывает нам, что это не обязательно так. переубеждать вас не станем, но оставляем за собой право опираться в этом вопросе на мнение других наших читателей ;-)

 Отправлено: 22.05.07 21:30. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Потрясающе, перечитала два раза подряд, потому что не с первого, который был взахлёб! - уловила все прелестные мелочи и забавные волшебно-советские (ох, ностальгия!!!) ньюансы, которыми текст блещет в каждом предложении! Простите за велеречивость, но так хочется написать отзыв, адекватный тому огромному удовольствию, которое получила, и восхищению вами, дорогие, уважаемые авторы! С огромным нетерпением жду продолжения, просто умираю - так жду! Огромный респект и любовь! И отдельное СПАСИБО за видеоряд!


принцесса Мурка
Знаете, а на мой взгляд - текст так и дышит атмосферой "Понедельника", возможно, чуть выше градус иронии и некоторой гротескности в описании персонажей и привычных тому времени соцреалий, но в целом - при всей своей самоценности и замечательных достоинствах - он вырос из "Понедельника".

 Отправлено: 22.05.07 23:09. Заголовок: Re:

Луна большое спасибо вам за такие теплые слова!
Нам ооочень приятно!!!

 Отправлено: 22.05.07 23:35. Заголовок: Re:

*
Бордовые тени приобретали четкие очертания и в конце концов сфокусировались в некое подобие фигур. Жиакомо чувствовал себя гораздо лучше, в тени кустарника было прохладнее, да и самодельная тюбетейка из Модестова платка оказалась чрезвычайно кстати. Сам же Модест Матвеевич, оставшийся рядом, был предупредителен и участлив. Жиан чувствовал, как неприятное происшествие вдруг подарило ему удивительные минуты блаженства в чарующей близости внимательного и заботливого человека. Модест Матвеевич спросил, не нужно ли ему попить, потом поинтересовался самочувствием и в довершение всего положил руку ему на лоб, чтобы проверить, нет ли жара. Жар был.
– Как сильно вы напеклись, – покачал головой Модест Матвеевич, – никакой ответственности перед коллективом!
Жиакомо был счастлив.
*
Автобус подбрасывал нас на ухабах, как норовистая лошадь, Модест Матвеевич сидел впереди, крепко прижав к животу товарища Жиакомо, и всячески старался облегчить страдания великого магистра.
– А в этом что-то есть, – задумчиво протянул Эдик.
– Ага, представляю, что Модест сделает с председателем за бочку, – заржал грубый Корнеев.
– За ее отсутствие, – поправил любящий точность формулировок Роман.
– За Жиакомо, – посмотрел на неудобную позу зама по хозяйственной части Эдик.
– Жиакомо тоже влетит, – не поверил в душевную щедрость Камноедова Володя Почкин.
– Как только оклемается, – поддакнул Роман.
Я пожал плечами. С переднего сидения донеслось:
– Не могу обещать. Посмотрю на вас вечером. Какого... зачем вам надо было ехать в совхоз? Я же предупреждал! Молчите? То-то и оно. Леша, высадишь ребят у столовой, а меня с товарищем Жиакомо – прямо у санчасти.
– Как мне вас отблагодарить, Модест Матвеевич, вы так великодушны...
– Это мой долг, – отрубил Модест.
– Думаю, – шепнул мне Эдик, – это неправильный ответ.

*
– Это что? – Кристобаль Хозевич ткнул пальцем в высокую фигуру, висевшую на плече товарища Камноедова, – что вы сделали? Знаете, Модест, я вас числил хоть и не джентльменом, но человеком порядочным! Жиан, скажи хоть слово! Он воспользовался твоей доверчивостью?
– Почему не в столовой? – хмуро спросил Модест Матвеевич, сгрузив свою изящную, но довольно тяжелую ношу на ближайшую койку, – товарищ Жиакомо проявил себя не как хомункулус и ученая единица, а как крайне безответственный тип.
– Это вы тип! А Жиан – выдающийся ученый, гений! Вы хоть в состоянии оценить, что вы могли угробить гордость магической науки? Да где вам!
– Намеки ваши мне оскорбительны, – побагровел Модест, – когда это портилась вещь, отданная под мою ответственность?
– Вы поразительны, Модест Матвеевич! Сравнивать Жиана с вещью? Жиан, ты слышал?! Ты вещь, не подлежащая разбазариванию!
– Именно, – согласно кивнул Камноедов, – за сохранность товарища Жиакомо я отвечаю лично. И в советах бывших империалистов не нуждаюсь! – он стащил сапоги, снял ковбойку и натянул черную футболку, – я в столовую. Надо проследить, как подействовала на товарищей работников общепита ваша компания. Весьма сомнительная, – припечатал Камноедов кипящего от возмущения Хунту и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.
– Жиан, это не человек. Мои дубли, даже безголовые, и то более интеллектуальные субстанции, чем Камноедов!
– Кристо, – Жиакомо осторожно, цепляясь за спинку кровати, попытался принять сидячее положение, – не нужно.
– Нужно! Ты готов расстелиться перед ним ковром, а он равняет тебя с… – Хунта огляделся, – вот с этими сапогами! Только ты ко всему еще и безответственный тип!
– Кристо, пожалуйста, – Жиакомо откинулся на облупившуюся стенку, – ты его не знаешь, он великодушен и раним.
– Кто? – заорал Хунта. – Этот ходячий свод запретов и идиотизмов? Жиан, ты не в себе! У меня полное ощущение, что я беседую с викторианской барышней, а не с бывшим полковником восьмого гусарского полка Вурмзера! Жиан! Он тебя околдовал!
– Будь любезен, помоги дойти до моего ложа и соблаговоли разговаривать не так громко, мне нездоровится.
– Тем более! Сейчас ты открыт для моих слов! Ну, посмотри на себя, Жиан! Помойная тряпка в ведре выглядит лучше! А все почему?
Жиакомо прикрыл ресницы.
– Слушай, когда я с тобой разговариваю! Тебе все это, – Хунта обвел широкий круг, показывая окружающую магистров роскошь, – противопоказано! Что за глупая страсть делать что должно, абсолютно наплевав на собственный потолок! Грязь, мыши, моральные уроды, главный из которых твой Модест, и не спорь!!!
– Не смей обсуждать сию персону, – Жиакомо попытался подняться, но в результате утратил шаткое сидячее положение и распластался на койке Модеста Матвеевича. Голова кружилась, подушка пахла Модестом, рубашка, свисавшая со спинки, казалось, хранила его тепло. Какими нелепыми казались обвинения Кристобаля Хозевича, когда все вокруг дышало любимым человеком…
– Ты меня слышишь, Жиан? – Хунта потряс плечи великого престидижитатора. Жиакомо коротко выдохнул.
– Вспомни Аустерлиц! Тогда у тебя был вкус!
– А у тебя – запах...
– Жиан, мой Жиан, куда делась твоя любовь ко всему прекрасному? Ко всему утонченному?
Потолок и лицо Кристобаля Хозевича кружились и изменяли очертания.
– Исчезли... после Аустерлица... помоги перейти на мою... кровать.
– Как ты был красив! Как смотрел на меня! Я терял голову!
– Два раза терял... Кристо, – Жиан вцепился в руку нависшего над ним магистра, – мне нужно принять душ. И перейти на ту кровать, пожалуйста...
– А как тебе шла форма! О! Когда тебя привели – в разодранном камзоле, окровавленного, я думал – дезертирую, но спасу тебя!
– Кристо... ты давно ни с кем не был? У меня голова кружится... я не дойду, пожалуйста, помоги.
– У нас ничего не выйдет! Ты слишком погружен в себя, Жиан! Ты всегда был полон собственных идей! И эта тяга к необъятным формам, – Кристобаль отвернулся, два раза прошелся по комнате, затем щелкнул пальцами и снова навис над предпринимавшим еще одну отчаянную попытку сесть Жиакомо. – Он тебя недостоин! Ты будешь раздавлен! Морально! От тебя разит его потом!
– Я же говорил... мне бы в душ.
– Я бы промыл тебе мозги! – Хунта намотал прядь каштановых волос на кулак. – Это мочало – теперь твоя грива, Жиан? А руки! Посмотри на свои руки! И все из-за кого? Из-за жалкого ничтожного типа, неспособного оценить и трех процентов твоей души! Половая тряпка, вот ты кто!
– Значит, гармонирую с окружающим... Кристо, пожалуйста...
– Идиот!
– Товарищ Хунта, – прогремело от двери, – а ну прекратите насилие и оскорбления над товарищем магистром!
– Я? – Кристобаль на секунду опешил. – Вы! Из-за вас он здесь! А вы даже не понимаете, какое сокровище вам досталось!
Жиан покраснел и прошептал:
– Кристо, я же просил...
– Что вы просили, товарищ Жиакомо? – встревожился Модест Матвеевич. – Я вам ужин принес. Товарищ Амперян велел вам немного поесть.
– Вы поможете мне перебраться на кровать? И вы не будете так добры позвать Витю?
– Жиан, Жиан... ты меня совсем не слушал, – Хунта пожал плечами и подошел к двери. – За заботами о тебе забыл об обязанностях. Модест Матвеевич может вынести мне взыскание, – саркастически заметил он.
– Отставить взыскание, – вдогонку Хунте бросил Модест, – на дежурстве по столовой вас заменил товарищ Почкин. Не оставлять же товарища Жиакомо одного, не заслужил он доверия коллектива.
– Кристо... тогда ты тоже сбежал, – тихо молвил великий престидижитатор и улыбнулся Модесту Матвеевичу.
– Обопритесь на меня… а Корнеев зачем?
– В душ проводить.
– Кого? – недопонял Модест Матвеевич.
– Меня. Я так не могу.
Камноедов скорбно покачал головой,
– Прав товарищ Хунта. Мозгом вы повредились. Лежите, я нагрею воды. И принесу. Два ведра хватит?
– Вы так чарующе добры ко мне, – Жиакомо чувствовал, что еще немного, и он падет на колени перед своим счастьем, но Модест Матвеевич прервал благородный порыв великого престидижитатора.
– Завтра останетесь здесь. С Амперяном. Подумаете о своем поведении и почитаете правила техники безопасности. В таком вот аксепте. Вы меня поняли?
– Но… – попытался возразить магистр.
– И без возражений, – отчеканил Модест Матвеевич, – здесь вам не тут!

И снился Модесту Матвеевичу сон.
Прогнивший сарай, продуваемый всеми ветрами, четверо часовых снаружи по периметру караулят, а он цепями к потолочной балке прикручен и ждет своего часа. Рассвета ждет. Вдали редкие ружейные выстрелы звучат, отступает передовой отряд войска Донского, а он остается в плену, и не ведают товарищи о судьбе есаула Камноедова, погибшим считают. Бок болит, сил никаких нет, будто не сабля французская – раскаленный прут насквозь прошил тело Модеста, пот то горячий, то ледяной глаза выедает. И неоткуда помощи ждать – атаман Платов на соединение с прочими частями русского войска направляется, а есаул висит, как перезревшая груша, и ни на что уже не надеется.
Жажда Модеста мучает, озноб бьет, снег волосы порошит через дырявую крышу, и звериная тоска по жизни своей, пусть и не молодой, грызет есаула Камноедова, как голодная сука – найденную на помойке кость.
Тихо стало, вот и выстрелы прекратились. Ветер воет, да часовые изредка в ладоши хлопают, согреться пытаются в русскую зиму.
Даже ему, Модесту Камноедову, силой богатырской славному по всему войску Донскому, не порвать цепей, оков не разогнуть. Видно, срок пришел с судьбой считаться, да долги небу отдавать.
Закрыл Модест глаза, боль унять пытается, да тяжесть тела могучего хоть немного на здоровую ногу перенести, и слышит вдруг, будто вздохнул кто во дворе. И ойкнул другой. А потом шум падения и опять тишина. Силится есаул веки разлепить, да пудовыми они стали, боль голову туманит, в ушах кровь шумит, а мышцы рук грузного Модеста будто иглами исколоты.
Но дверь скрипит, и чьи-то руки подхватывают, а тихий голос потерпеть просит. Да разве ж он не терпит? Разве он живой еще?
«Вы как камень холодны, – звучат в голове слова незнакомца, – помогу…» И растирает Камноедова голыми руками нежданный спаситель. «Терпите, сейчас все кончится», – уверяет.
Убил бы уж, думает есаул Камноедов, не разбить оковы, цепи не порвать. Не жилец Модест, отходит он, такая стужа во всем теле.
И падает на земляной пол без памяти…
Собой греет его незнакомец.
Губами, руками, телом скользит.
Руки трет, а бок мажет невесть чем.
Бежать им нужно, бежать!
Выстрелы участились, чужая темная шевелюра плечи окутала, белая рубашка порвана на бинты, бок перетянут, и слиплись от собственной крови волосы Модеста Матвеевича.
Что делает тот, кого он и не увидит никогда, как кровь в жилы загоняет?
Крики снаружи, речь русская, но один он на полу распростерт, и картавит кто-то у дверей знакомым голосом:
– Ничего не б`гать! Ма`годегов ст`ге`гять на месте! Са`гай смот`гите!
И плывет Модест куда-то, плывет, только бок разрывает боль, и памятью о мягких губах ноет пах…

Модест всхрапнул и чуть не свалился с койки. Матрац сбился, и пружина впилась в бок товарища Камноедова. И член торчит как чугунный. Зам по хозяйственной части сполз с койки, прикрывая полотенцем свой позор, вывалился из комнаты и привычным путем протопал к реке. Проплыв метров двадцать, он вдруг вспомнил, как Денис Васильевич пришел в избу, где валялся выздоравливающий Модест, и отдал ему разорванную кружевную рубашку. Да еще модником обозвал.
А тряпок таких паскудных товарищ Камноедов отродясь не нашивал.

*

 Отправлено: 22.05.07 23:35. Заголовок: Re:

~*~
– Саша, ты занят? – спросил мой друг Эдик, переобувавший кеды на пижонские сандалии.
– Поплавать хотел, а что?
– Мне нужно позвонить. Давай сходим к сельсовету, а искупаемся на обратном пути?
– А что ты днем не телефонировал? – спросил Роман, добавлявший последний штрих в романтический беспорядок собственной прически. – Мы пахали, как стадо кротов, а наш друг Эдик наслаждался обществом великого Жиакомо и не нашел получаса, чтоб добежать до будки?
– Жиану Жеромовичу нездоровилось, – просто ответил Эдик, – а он рвался в поле, и я препятствовал.
– Он и сейчас куда-то рвется, – мрачно заметил Витька, чинивший порванный кед, – а куда ему идти, если он кроме гарнира на ужин не жрал ничего.
– Вить, – спросил Роман, – я раньше не видел, а что у Жиана за отметина под лопаткой? Дуэль?
– Не, это под Верденом, от своих же пулю в спину получил. Вот и не сходит след.
– Жиан участвовал в стольких войнах, – задумался Роман, – интересно, как он выдерживал тяготы службы?
– Плохо, – пожал плечами Витька, – но Жиан Жеромович человек исключительно отзывчивый, если считает, что он где-то нужен – торчит в колхозе.
– А в институте он не нужен? – возмутился Роман.
– И кто бы из нас поехал, откажись Жиан? Я? Или ты? Или, может, Эдька?
Мы помолчали. В словах Виктора был определенный смысл.
– Все равно, смотреть на мучения такого человека больно, – Ромка отложил расческу и повернулся к нам: – Володя где?
– У кастелянши, – я похлопал по незаправленной койке, – а потом Модест будет ему слова диктовать.
– Чего? – поразился Витька. – Может, дать Камноедову взятку, чтоб он не творил подобных злодейств?
– Ладно тебе, Володя нормально поет, – отмахнулся старший магистр, – только очень часто.
– Ты шляешься вечно, и тебе это часто, а нам как быть? – возмутился Витька.
– Тебе никто не мешает сопровождать меня, – ухмыльнулся своему неотразимому отражению Ойра–Ойра, – если ты конкуренции не испугаешься.
– Мания величия легче всего излечивается простой оглоблей, – назидательно отметил Виктор и встал, – пошли.
– С тобой только позориться, – хмыкнул Роман, – ты бы хоть умылся.
– Ради тебя, что ли? – улыбнулся наш друг и кивнул нам с Эдиком: – Посмотрю, с кем наш Ромка шашни крутит, и подгребу к сельсовету, ждите. Сходим к тарзанке?
– Хорошо, – сказал Эдик, – Ром, ты поосторожнее, а?
– Эдуард, иди вместо Почкина отдел Предсказаний возглавлять, а? У тебя получится. Всем пока, – Роман хлопнул дверью. Витька возвел глаза к потолку, покрутил пальцем у виска и отправился вслед за нашим другом.
Я тоже поднялся.
– Идем?
И тут за стеной началось.

– Я все-таки великий магистр! – кричал обычно спокойный и выдержанный Жиан Жеромович. – У меня самые страшные раны заживают за несколько дней, а вы оба из-за какого-то вульгарного солнечного удара пытаетесь заточить меня в четырех стенах? Не выйдет, господа! Я абсолютно здоров!
– У… Жиан, если я и сомневался, что ты, друг мой, болен головой, то теперь я полностью разубежден! Ты – вменяем и адекватен! Модест, не раздражайте его, соглашайтесь со всем и вызовите санитаров, Жиану необходима квалифицированная помощь, – холодным неприятным голосом отрезал Хунта.
– Ты посмел намекнуть, что я сумасшедший?
– Жиан Жеромович, послушайте, отлежитесь еще денек, – прогремел за стеной Модест, – там медом не намазано.
– Не уговаривайте меня, Модест Матвеевич!
– Я не уговариваю, я приказываю, – отчеканил Камноедов, – мне на поле коллектив контролировать нужно, а не за вами как за дитем малым ходить! Зачем, вот зачем вы поехали, а?
– Модест, ниже пояса бьете, – сухо заметил Хунта, – смотрите, он с лица спал, и так еле на ногах держится.
– Я что, план не выполняю? Торможу товарищей? Ваши обвинения смешны! Я не понимаю, как вы смеете приказывать мне саботировать рабочий процесс! Смотрите! Смотрите!
– Жиан, ты что делаешь? Я, пожалуй, пойду, стриптиз в твоем исполнении бесподобен, но боюсь оказаться третьим лишним, коль дела твои пойдут успешно, – хлопнула дверь, и мы услышали злое «Desgraciado».
Я выразительно посмотрел на Эдика, тот прижал палец к губам.
– Еще секунду!
– Жиан Жеромович, что вы пытаетесь доказать? Оправьтесь!
– Нет, смотрите! Вот здесь была штыковая рана! Через весь живот! Смотрите, что вы глаза опускаете? – рубил Жиакомо. – Даже шрама нет! Потрогайте! Дайте руку! Вот!
А дальше вдруг стало очень тихо. Эдик в волнении переплел руки в крайне замысловатую фигуру. Я зажмурился.
И тут заговорил Модест.
– Гладко. Все равно, живот и голова – суть явления разные. Вон, вы сейчас красный, прилегли бы.
– Вы ничего-ничего не понимаете, – дверь хлопнула второй раз.
В коридоре грохнуло, и послышался голос нашего друга Володи:
– Простите, Жиан Же…
Через секунду в комнату втиснулся Почкин с огромным тюком белья в руках.
– Что с Жиакомо? Сам не свой выскочил.
– Тошнит, наверное, – пожал плечами Эдик, – от тотального несовпадения с окружающей действительностью.
Взвизгнули пружины, послышались тяжелые шаги. В косяк постучали.
– Входите, Модест Матвеевич, – пригласил я.
– Товарищ Амперян, вы считаете, Жиану Жеромовичу плохо? Какую помощь мы можем оказать товарищу Жиакомо?
– Не расстраивать. Разрешите ему завтра поехать с нами, я буду рядом, и если что, отправлю Жиана Жеромовича в тень. Он за сегодня извелся, а это так же вредно. И строго-настрого запретите надевать рубашку на майку. Что-то одно. Либо-либо.
– Вы считаете? – с сомнением произнес Модест. – Ладно.
– Модест Матвеевич, вы сейчас свободны? – спросил Володя. – Вы обещали мне подиктовать.
– Обещал – сделаю, – Камноедов кивнул. – Посмотрю, как там товарищ Жиакомо, и я в вашем распоряжении.
– Не стоит, Модест Матвеевич, мы с Сашей звонить пойдем и поглядим. Не волнуйтесь.
– Хорошо, – зам по АХЧ снял пиджак и сел на стул, – вы готовы, товарищ Почкин?
Мы прикрыли дверь, чтобы не мешать Володе перенимать опыт мастеров, и направились к выходу.
– Сначала разыщем Жиана? – спросил я друга.
– Даже и не подумаю. Жиакомо добровольно оставил Камноедова, значит, ему требуется уединение.
– Зачем? – спросил я.
– Саш, ты счастливец, – фыркнул Эдик и очень обидно ухмыльнулся.
– Не понимаю. Хотя после разговоров с тобой мне тоже необходимо уединение! Чтобы осознать масштабы вылитой на мою несчастную голову лапши! – обиделся я.
Эдик покачал головой и принялся рассказывать про принцип расщепления порочности посредством реморализатора Амперяна, я увлекся, и к сельсовету мы подошли вполне довольные друг другом.

Нам повезло. У телефонной будки курил сигару Кристобаль Хозевич, да прощался с неведомым нам Прохорычем местный зоотехник. Мы пожелали присутствующим доброго вечера и устроились на сваленных для ремонта сельсовета и нагретых за день бетонных плитах. Я закурил, Эдик сунул в рот ириску и блаженно зажмурился.
Хунта развел руки, мол, рад бы присесть с нами, но очередь подошла, и посмотрел на товарища зоотехника.

– Все, Прохорыч! Понял тебя, фураж достанешь, а мы отблагодарим, понял! Не могу говорить, товарищи ждут телефончик! Давай, уважаемый, счастливо тебе, бывай! – он положил трубку, поклонился Хунте со словами: – Прощения просим, товарищ иностранец, – и вразвалку побрел в сторону сельпо.
Хунта вежливо склонил голову, вынул изо рта сигару и через секунду закричал в трубку – разговаривать с Соловцом нормальным голосом не было никакой возможности.
– Слышишь меня, Теодоро? Теодоро! Ты меня слышишь? Нет, не слышу тебя! Не могу! В этом месте магия дохнет на глазах! Попробуй ты! Да, да! Так лучше! Слышу тебя, а ты? Слышу! Скотина Кербер не мог найти деревню с приличным телефоном!
Он помолчал минуту, видимо слушая новости Федора Симеоновича, а потом вспыхнул и зачастил на испанском. Эдик встал с плит, повернулся лицом ко мне и прошептал:
– Думаю, Кристобалю Хозевичу лучше не знать, что я силен в испанском.
– Переводи, – потребовал я.
– Не знаю, прилично ли подслушивать, – смутился Эдик.
– Ужасно, – подтвердил я, – но сбор информации для доказательства научной гипотезы не только похвален, но и необходим!
– Ты прав, – облегченно выдохнул мой друг и начал трансляцию монолога Кристобаля Хозевича.

– Теодоро, какого дьявола я сюда приехал, не понимаю, – произнес Эдик. – Кто мне говорил «развеешься», кто мне говорил «найдешь»?!
– Что найдешь? – уточнил я. – Он и тут смысл жизни ищет?
– Погоди, – Эдик задумчиво вслушивался в испанскую речь.
Когда Хунта замолчал, внимая собеседнику на том конце провода, Эдик перевел:
– Я начинаю и бросаю, даже не стараясь приблизиться к цели. Эти юные дарования всем хороши, кроме того, что я хотел бы в них найти. Теодоро, здесь нет ни одного достойного моих…
Эдик запнулся и покраснел.
– Достойного его чего? – не понял я.
– Не знаю, как это слово переводится, – смутился Эдик и начал рассматривать свои сандалии.
– Дальше давай.
– Нет. Нет, друг мой, мне так не кажется. Природа действует благоприятно, но прочие обстоятельства не оставляют надежд. К примеру, этот ученик Жиакомо, Корнеев, – я навострил уши, – он увлеченный юноша, но начисто лишен интересующих меня свойств.
– Каких свойств? – опять спросил я. – Он хочет переманить Витьку к себе в отдел?
– Жиан? – тем временем продолжал переводить Эдик. – Жиан сошел с ума. Он носится за своим… – Эдик снова замолчал и испуганно прижал ладонь к губам.
– Ругается?
– Почти, – зарделся Эдик, – он носится со своим… эээ… предметом страсти, словно это не… эээ… ужасный… не знаю, как перевести, а тот, кто украл его сердце. Примерно так.
– А что ты расстраиваешься? – спросил я. – Вот тебе косвенный аргумент твоей теории. Если, конечно, твой испанский и испанский Хунты идентичны.
– Не сомневайся, – заверил меня Эдик и принялся транслировать дальше: – Романо пылок, но его страсть направлена исключительно на предметы недостойные и сами идущие в руки… что-то про созревший плод говорит.
– Намекает, что Ромка разрабатывает только почти решенные проблемы? Ну, это недостойно, по-моему. Невструев называет Романа своим преемником, в глаза и за глаза.
– По-моему, Хунта имеет в виду нечто другое. А сейчас он говорит о Володьке. Что тот чересчур энергичный и вообще побрекито. Да как ты можешь предлагать мне не теряться с Жианом!
– Эдик, не ори, услышит! – я вздрогнул от неожиданности.
– Прости, Хунта завелся не на шутку, резонирую. Он хватает его при младших магистрах! Дай Жиану волю, он спустил бы с этой жирной свиньи штаны посредине поля и… Саша... Я не могу такое переводить.
– Да все нормально, – успокоил его я, – давно уже пора высечь Модеста за ужасное обращение с Жианом Жеромовичем.
Эдик хмыкнул и покраснел так, что, прислонись он ухом к деревянному сараю, тот бы непременно запылал.
– Нет, Теодоро, ты преуменьшаешь масштабы явления, а не я преувеличиваю! Да! Именно это я хотел тебе сказать! Нет! Мне плевать, что ты думаешь, будто я пристрастен! О! Умоляю тебя, никаких чувств к Жиану я не испытываю, да и вожделел его общества я последний раз лет сто пятьдесят назад!

Хунта повесил трубку и вышел из телефонной будки. Он попытался хлопнуть дверью, но заржавевшие петли лишь скрипнули, и у него ничего не получилось. Метнув в нас с Эдиком взгляд, полный огненного негодования, он прошипел:
– Чертова связь. Ничего не слышно.
И пошел прочь по проселочной дороге, сцепив руки за спиной.
– Эдька, это хороший материал для изучения? – спросил я своего приятеля.
– Да уж… – протянул Амперян, вытаскивая из кармана две копейки.
Вскоре Эдик уже орал в трубку:
– Да, мама, всё хорошо! Кормят нормально! Нормально, говорю. Нет! Дай трубку папе! Целую, пока! Папа, здравствуй! Да. Да! Слышишь? Достойно, не волнуйся! Нет. Я ничем не опозорил твою фамилию, нет, я помню, что ты говорил! Да, папа. Да, папа. Хорошо! Ну, всё, до свидания! – он последний раз крикнул «да» и дал отбой.
Тут как раз подоспел Витька, и мы отправились к тарзанке.

 Отправлено: 22.05.07 23:36. Заголовок: Re:

~*~

*
Утром следующего дня Модест Матвеевич решил в точности выполнить распоряжения нашего штатного доктора товарища Амперяна, как то: Жиана Жеромовича не расстраивать и по возможности раздеть. Во избежание.
Пронаблюдав, как Жиан Жеромович встает, решительно одевается и готовится к выходу из корпуса, Модест не сказал ни слова – вплоть до волнующего сердце великого престидижитатора момента, когда Жиакомо открыл дверь и тут-то зам по АХЧ нанес коварный удар.
– В таком виде вы останетесь здесь. Раздевайтесь.
– В каком смысле? – зарделся товарищ Жиакомо.
– В прямом! Товарищ Амперян велел вам надеть что-то одно. Либо майку, либо рубашку. С коротким рукавом. Эта не годится.
– У меня нет приличной футболки, да я их и не ношу, – смутился Жиан, – не вынуждайте меня, я буду осторожен.
– Здесь решаю, в чем вы пойдете на поле, я. Или одевайтесь, как велю, или я не выпущу вас из комнаты.
– Но позвольте, сие есть насилие над свободной личностью!
– Оно самое, – Модест хладнокровно разглядывал великого престидижитатора на предмет уязвимых мест, – майка не годится. Плечи обгорят. Я еще помню, как на Почкина банку сметаны извели. Я-то ничего, а Корнеев ходил, облизывался.
– Модест Матвеевич!
– Я.
– Ничего. Отвернитесь.
Через минуту Модест повернулся. Жиан Жеромович стоял перед ним в тонкой белой рубашке с аккуратно подвернутыми рукавами.
– Теперь брюки. Они у вас слишком плотные. А жара – изнуряющая.
– Вы предлагаете мне... это даже произнести невозможно!
– А товарищ Хунта носит сию позорную одежонку и по обморокам не валяется! – назидательно заметил Модест.
– Неприлично! Я ученый, великий магистр, вы желаете невозможного.
– Вы что, девица, кривых ног стесняться?!
– У кого кривые ноги? – спросил, заходя в комнату, Хунта. – У вас, Модест? Кавалерийское прошлое?
– У Жиана Жеромовича, – отрубил Камноедов.
– Да вы с ума сошли! Ноги Жиана совершенны, как и все остальное в его дивном облике. Похвастайся, друг мой!
– Кристо!
– Очень скромный, – осуждающе покачал головой Кристобаль Хозевич. – А по какому случаю вы, Модест, решили обсуждать ноги моего Жиана? Вы, конечно, редкостно неадекватны во всем, что касается внешних проявлений красоты, но не слепец же.
Модест Матвеевич крякнул и побагровел. Потом набрал в грудь воздуха и прорычал:
– Я сам знаю, что и когда смотреть! А у них, – он ткнул пальцем в мечтающего самоизничтожиться Жиана, – тепловой удар случился!
– А я, было, начал надеяться… впрочем, отвлекся. Жиан! У меня есть лишние шорты. Посрами своих недоброжелателей!
– Даже думать об этом не желаю!
– Я желаю! Выдайте товарищу должную экипировку!
– И профком меня не забудет! – обрадовался Хунта. – Ну же, Жиан! У тебя все брюки на шелковой подкладке, вот ты и паришься почем зря.
– Что вы со мной делаете, – беспомощно всплеснул руками Жиакомо, – я никогда в жизни...
– До свидания, Жиан Жеромович. Счастливо оставаться.
– Жиан, пока! Модест Матвеевич, – Хунта постучал зама по АХЧ по обширному чреву, великий престидижитатор вздрогнул, словно его ударили, и сжал кулаки. – Идемте же завтракать, а то потеряете форму, и нежное сердце моего друга истечет кровью.
– Стойте!
– Пора нам, опаздываем, – втянул пузо Камноедов, – вы-то полежите, конечно, с вашей головой не побегаешь.
– Давай шорты, Кристо.
– Запомни интонацию! Короля Лира играть с такими трагическими нотками – все зрители у твоих ног будут!
Хунта залез в шкаф и выудил оттуда джинсы, обрезанные по колено.
Жиакомо, глубоко вздохнув, принял их из рук Кристобаля Хозевича и выразительно посмотрел на собеседников.
– Уходим, уходим, – успокоил его Хунта, – ждем тебя на улице.
Через пару минут Жиан Жеромович вышел к ним, чрезвычайно смущаясь, и остановился на крыльце. Рубашка просвечивала, обрезанные джинсы открывали обнаженные голени – в общем и целом, заведующий отделом Универсальных Превращений чувствовал себя абсолютно раздетым.
– Теперь, Модест Матвеевич, вы должны признать, что были неправы – ноги у моего друга весьма стройные, согласитесь.
– Не понимаю я ничего в чужих ногах, – отрезал Камноедов и собрался уходить, но Хунта воспротивился.
– Ну уж нет! Вы заставили Жиана облачиться в этот наряд, вам и ответ держать, – он кивнул в сторону смущенного Жиакомо, – говорите!
– Кристо! Это переходит всяческие границы! – возмутился магистр.
– Да, да, – отмахнулся Модест, мельком взглянув на щиколотки великого престидижитатора, – был не прав. Теперь, товарищи, в столовую. Уже опаздываем.
– Я не могу в таком виде показаться в храме яств! – охнул Жиакомо. – Возможно ли оскорбить подобным затрапезным видом аппетит коллег! И к тому же там будут дамы! Это немыслимо.
Хунта взял его под локоть и заверил, увлекая за собой:
– Местные дамы и не к такому привычны, друг мой. Переживут. Твоими совершенными формами можно только прибавить энтузиазма, поверь мне.
– Замолчи немедля, – шептал Жиан Жеромович на пути в столовую, пытаясь держаться за широкой спиной зама по хозяйственной части. – Ты ведешь себя провокационно.

Модест Матвеевич уже закончил завтракать, когда к нему подошел колхозный агроном и попросил уделить несколько минут.
– Сегодня, уж извините, товарищ Камноедов, ваших посылаем на конвейер. Только один день, но очень нужно – не успеваем мы.
– Рабочий день как обычно? – поинтересовался Модест Матвеевич.
– Да, да, все как всегда. Один день, один день, – агроном нервно переминался с ноги на ногу.
– Пойду уведомлю сотрудников, – согласился зам по АХЧ и вернулся в столовую.
– Так, товарищи, – обратился к нам в автобусе Модест Матвеевич, – сегодня в поле не едем. Это – хорошая новость. Едем на конвейер – это плохая новость.
– По-моему, они друг друга уравновешивают, – пожал плечами Роман, – а чем конвейер хуже поля?
– Скучно и ферма рядом. Жиан Жеромович, может…
– Нет, – отрубил Жиакомо, – я ради вас пошел на такие жертвы, и все напрасно?
– …платок наденете?
– Да, конечно, – смешался великий престидижитатор.
– Вот в таком разрезе. Зато там тополя на территории высажены, тень. И река близко, если что, искупнуться можно.
– Отлично, – обрадовался оптимистичный Володя, – река близко – здорово!
– Леша, трогай, – привычно скомандовал Модест, и наш старенький автобус потрусил в противоположную полю сторону.

– Вы обманули меня, – яростно шептал Жиакомо до крайности утомленному жарой Модесту, – тут дамы, пожилые мужи, а я выгляжу просто возмутительно!
– Нормально вы выглядите, – с досадой пророкотал Модест, – нормально. Мне нравится!
– Видишь, Жиан, твои усилия не бесплодны! Я всегда говорил, длительная осада – метод порочный и утомительный! Только блицкриг!
– Кристо, да сколько же можно! На меня все смотрят.
– У, друг мой, это мания величия! Неизлечимо, но в твоем случае – даже полезно.
– Жиан Жеромович, успокойтесь, никому вы не нужны, вот еще – смотреть на вас. Думайте лучше о плане по редиске. – Модест вытер пот со лба и обратился к нам: – Товарищи! Нас допустили работать с техникой. Агрегат сложный, ломанию и прочим провокациям не подлежащий. Принцип работы конвейера простой, думаю, даже товарищ Жиакомо с его тремя академиями разберется.
– Куда ему, – саркастически заметил Кристобаль Хозевич, – только ваш мозг, Модест Матвеевич, достигает подобных глубин мысли.
– Не ерничайте, – рубашка Камноедова прилипла к спине, – не один вы грамоте обучен. Значит, так. Центральная лента – туда высыпается редис с ботвой. Ботву откручиваем и кидаем в корзины, корзины под ногами. Редис без ботвы бросается в отделенные от основной ленты деревянными перегородками боковые ленты. Доступно?
– Да все всё поняли, работать давайте, – потребовал ненавидящий длинные нотации Витька.
– Корнеев, Почкин, идемте со мной, у вас другая работа будет. – Модест махнул рукой и крикнул сидящему в будочке над конвейером механику Петру Егорычу: – Запускай!

*
Конвейер непрерывно провозил мимо нас горы редиса; мы выхватывали овощи из груды зелени и быстро забивали ботвой плетеные корзины; очищенную редиску, двигавшуюся по боковым лентам, Витька и Володя ссыпали в мешки, которые складывали в грузовик.
С одной стороны, работать под сенью высоченных густых деревьев было полегче, чем в открытом поле, с другой – монотонность действий и отсутствие хотя бы слабого ветерка (конвейер окружал высокий забор из штакетника) выматывало куда больше, чем ползанье на поле, где в процессе выдергивания сорняков можно было покурить и поболтать. Даже железный Модест, рубашку которого можно было выжимать, выглядел измученным. Часа через два он махнул машинисту рукой и сурово велел нам идти купаться, сообщив, однако, что свободного времени ровно двадцать минут.
На реке дул приятный ветерок, доносивший самые головокружительные ароматы со стороны расположенного неподалеку коровника. Но нам было все равно. Пока Модест пререкался с Жианом Жеромовичем на предмет того, где позволено купаться великим престидижитаторам, и всячески пытался убедить магистра, что он скомандует и все отвернутся, а вот идти за километр, где людей нет, никому не позволено, мы влезли в Окунь и почувствовали себя самыми счастливыми людьми в мире. Даже плавать не хотелось, сотрудники торчали по шею в воде и вяло обсуждали, что лучше – поле, где труд имеет хоть какое-то творческое начало, или тупое стояние за лентой, но рядом с рекой.
Жиан Жеромович с самым несчастным видом сидел на берегу, пытаясь спрятать от посторонних взглядов голые икры, рядом в воистину революционных для Окуневки плавках жарился на солнце Кристобаль Хозевич, а невдалеке величественной горой возлежал Модест Матвеевич. Мы с Эдиком, освеженные речной прохладой, тоже выползли на сушу и растянулись неподалеку.
Великие магистры тихонько переговаривались на французском.
– Жиан, ты просверлишь в пузе Модеста дырку. Друг мой, как странно получается, ты так стыдлив в вопросах одежды и так непристоен в стрельбе глазами.
– Кристо, не начинай, молю тебя.
– Я не понимаю, чем тебя привлекает гора мяса и жира, именуемая Модестом, но ты хотя бы не капай слюной, глядя в его сторону, предмет страсти может решить, что ты – людоед.
– Я бы попросил не обсуждать внешность Модеста Матвеевича! – вспыхнул Жиан. – Мне он кажется идеальным.
– Я не спорю, что он идеален. Боров, откормленный на холодец, тоже смотрится гармонично, – лениво протянул Хунта.
– Еще один выпад в сторону означенной персоны, и наше общение будет закончено!
– Помилуй, Жиан, какие выпады – чистый восторг! Попав на необитаемый остров с Модестом, ты окажешься в абсолютной безопасности, мой нежный друг.
На лице Жиана Жеромовича появилось мечтательное выражение:
– Да, он такой надежный, такой сильный…
– И сожрут его первым.
Великий престидижитатор вскочил.
– Один плюс у нашего разговора есть: о собственном непристойном виде ты начисто забыл, – оскалился Хунта.
– Все вылезли? – Модест сел. – Идите, товарищи, работайте. А вы, Жиан Жеромович, задержитесь.
– Вам нужна моя помощь, Модест Матвеевич? – заведующий отделом Универсальных Превращений просиял.
– Мне? Нет. Уйдут товарищи, искупнётесь. Я посторожу. Раз вы такой, – Модест скривился, – трепетный. И не спорьте.
– Не буду, – улыбнулся Жиакомо.

Вернулись они быстро, когда мы уже стояли. Вернее, не мы. Встал конвейер. Намертво.
– Давай! Давай! – кричал Петр Егорыч, по пояс нырнув в недра моторного отделения.
– Не запускается! – отвечал ему Корнеев, подкручивающий ременный привод.
– Там шестерню покорежило, – объяснял Володька, залезший под ленту конвейера и изучавший ее на предмет повреждения.
– Непорядок? – обеспокоился Модест Матвеевич.
Петр Егорыч распрямился и, от души выматерив сломавшееся устройство, утер мокрый лоб испачканной маслом рукой.
– Чтоб ему пусто было, – горько вздохнул он, – вчера только починили.
– Дайте-ка, – Камноедов решительно отодвинул механика с дороги и сам заглянул в мотор.
Я сел покурить около мешков с редисом, с любопытством ожидая развязки. Без работы, как выяснилось, стало еще хуже – конвейерный труд хоть и оказался бездарным времяпрепровождением, но полное разгильдяйство и дуракаваляние выматывало намного сильнее. Сигаретная пачка пустела на глазах, а уши медленно, но верно покрывались шерстью.

Через четверть часа криков «Запускай!», «Не схватывает!», «Крути!», «Ну же!» и «Твою мать!», от которых Жиан Жеромович всякий раз краснел и хмурился, он не вытерпел и попросил допустить его до агрегата.
Зам по АХЧ, красный как рак, вытер руки почерневшей от машинного масла тряпкой и заявил:
– Товарищ Жиакомо, это бесполезно. Все, кто мог, уже посмотрели – не починить.
– И все-таки позвольте, – Жиакомо был непреклонен.
Витька с горящими глазами повернулся к Модесту:
– Пустите Жиана Жеромовича, он всё починит!
– Ничего тут не сделать, только запачкаетесь, – заверил Жиакомо Камноедов, пропуская к конвейеру.
Жиан Жеромович обошел будку, заглянул под ленту, закатал рукава белоснежной рубашки и засунул по плечо руку в дверцу машинного отделения. Чем-то щелкнул внутри, с силой повернул, дернул на себя, и конвейерная лента, издав жалобное «чпых», двинулась с места.
– Ах ты! – восхитился Петр Егорыч. – Вот мастер!
– Ну что вы, – смутился великий престидижитатор.
– Все, теперь бедного Жиана поведут трактор чинить, – пыхнул сигарой подсевший ко мне Хунта.
Модест Матвеевич изумленно потрогал движущуюся ленту.
– Товарищ Жиакомо, выношу вам благодарность от всего трудового коллектива и от себя лично, – он крепко сжал руку заведующего отделом Универсальных Превращений.
Опустив сияющие глаза, Жиан Жеромович прошептал:
– Оставьте, не стоит. Это радость для меня, помочь вам.
– Понимаю, понимаю, – гремел Модест, тряся руку Жиакомо, – видите, и от вас есть польза!
– Спасибо, я счастлив этим, – ответил Жиакомо и, похоже, смутился еще больше.
– Так! Приступаем, товарищи! – выкрикнул Камноедов.
Я затушил сигарету и встал.
Поравнявшись с Жиакомо, Хунта толкнул его в бок и заметил:
– Вот видишь, мой Жиан, счастливые оказались шорты!

После ужина мы с Эдиком решили не идти сразу в барак, а поболтаться на висящей над берегом тарзанке, с нами увязались Витька и Володя, а Роман, прозрачно намекнув, что у него появился новый, во всех смыслах привлекательный объект, бесследно испарился, даже не выпив чаю. Сказать по чести, в гастрономическом плане он потерял совсем немного.
Мы вдоволь напрыгались, накупались и почувствовали себя полудохлыми лягушками, вряд ли способными без посторонней помощи добраться до вожделенного барака.
– У меня спина разламывается, – пожаловался Эдик, – и руки трясутся.
– Вот он – вред сидячего образа жизни! – наставительно прохрипел Володя. – Мы с Витькой сегодня восемь грузовиков закидали, и хоть бы что. Да, Вить?
– М… – пробормотал Корнеев и приоткрыл один глаз. – Давно я так не выматывался. Отнесешь меня в корпус?
– Ты к кому обращаешься? – полюбопытствовал я. – Если к Володе, то ему тащить нас с Эдиком, если к нам, то бесполезно.
– И зачем в свете вышеизложенного нужны друзья? – задал философский вопрос Витька. – Нет в жизни счастья!
– Шел бы с Ромкой. – Эдик встал на четвереньки и застонал: – Распрямите кто-нибудь, а?
– Ты отказал в просьбе донести старые бренные кости магистра до его одинокой койки, – пафосно начал Витька, – но я не такой, как вы, Эдуард! Я сейчас встану и распрямлю!
– Прости, я уже передумал, – быстро сообщил нашему другу Эдик и довольно резво принял вертикальное положение. – Если у тебя нет совести, можешь сесть ко мне на шею! Хотя в обычное время ты с нее и так не слезаешь.
– Клевета! – вознегодовал Витька и тоже поднялся. – Мои дружеские чувства бескорыстны и светлы, негодяйский магистр Амперян! А вы отказались посчитать субстрацию активного гиперполя…
– Витя, считай, что я умер, – категорично прервал его речь Эдик. – Володя, ну, Володь, вставай! Спать на закате вредно!
Почкин захрапел в ответ. Витька оживился, быстро сбегал к реке, набрал полные горсти воды и облил мирно спящего чемпиона института по самбо.
– Кто здесь! – взревел Володя и в одну секунду сгреб грубого Корнеева за грудки.
– Спокойно! Полчаса до обхода! Модест лютует! Враги окружают! На тебе сидит оса!
– Чего?
– Домой идти пора, вот чего!
– А поливал меня кто?
– Амперян! – не моргнув глазом, соврал коварный Витька.
– Эдик не мог! Он сознательная и социальная личность! А вот от вас, Виктор, личности асоциальной и ни фига не сознательной, всего можно ожидать!
– Ну вот, заладили! – довольно ухмыльнулся грубый Корнеев. – Про тёмность и уголовность забыл добавить!
– Ладно, пошли уже, – не выдержал я, – Эдик шатается, как камыш на ветру, я тоже на ходу засыпаю.
– На стою ты засыпаешь, – заржал довольный каламбуром Витька, схватил Эдика под локоть и, не дожидаясь нас, потащил его вперед.
Когда мы почти подошли к бараку, нам навстречу попались два деревенских мальчугана, увлеченных жарким спором, что делать с единственной пойманной рыбкой: скормить кошке или выкинуть на помойку. Маленький пескарик лежал на дне пустой банки и жалобно разевал рот.
– Привет, пацанва! Богато надергали? – спросил ребятню Володя.
– Смеетесь? – печально ответил белоголовый лет восьми. – Кошке на зуб. Один пескарь.
– Махнемся не глядя? – азартно предложил Витька.
– Пескаря? – оживился второй пацаненок, такой же белоголовый, но чуть помладше. – Что дашь?
– А хоть бы ириску?
– Шесть! – быстро потребовал первый паренек.
– Грабеж! – возмутился Витька.
– Шесть и банка, дядечка, давай!
– Четыре, а банка само собой, – сурово сказал Витька.
– Дядечка! А вот и нет!
– А вот и да! – горячо запротестовал Корнеев – пожиратель детей. – Кто вам столько за дохлую рыбку предложит?!
– Она полудохлая, – запротестовали пацаны, – плавниками дергает!
– Все одно! – категорически стоял на своем Витька, – а как сдохнет? Ириски-то вы, небось, сожрете.
– Сожрем, – вздохнул второй. – «Золотой ключик», поди?
– Бери выше! «Кис-кис»!
Мальчики занервничали. Квадратный зубодробительный «Кис-Кис» считался солиднее и слаще «Ключика».
– По рукам!
– Не продешевил ли я? – тревожно спросил у нас Витька.
– Дяденька! Первое словечко дороже сердечка.
– Вот ведь надули, черти, – покачал стриженой башкой Корнеев и высыпал мальчишкам четыре конфетки.
– Спасибо, дядя! – они сунули Вите банку и дали деру – быстрее, пока не одумался странный приезжий, за дохлых рыбок раздающий конфеты.
– Ты развратитель молодежи, Виктор, – вздохнул Эдик.
– А ты превращаешься в копию Модеста, – отмахнулся наш друг. – Пойду воды налью Ваське, – доложил он и бодро похромал в сторону Окуня.

В коридоре Эдик схватил меня за руку и ткнул пальцем в полуоткрытую дверь комнаты великих магистров. Картина, представшая моему взору, была исключительно трогательной. Жиакомо почивал. Полусидя на койке с приоткрытым ртом – видимо, сон сморил Жиана Жеромовича, когда тот собирался переобуться – великий престидижитатор крепко спал. А у его ног на корточках сидел наш грузный и суровый Модест и расшнуровывал магистру ботинки.
Эдик в волнении прижал ладони ко рту, я лишь пожал плечами. Успев узнать Модеста получше, я понял, что человек он ответственный и местами добрый.
– Ничего не доказывает. Когда Володька обгорел, только Модест додумался притащить сметану.
– Саша, но...
– Не аргумент.
– Укладывает, смотри!
– Да ну тебя, он бы и для Хунты то же самое сделал, и для Романа. Да для любого из тех, кто на его попечении.
Модест тем временем снял с Жиана Жеромовича носки, осторожно переместил великого престидижитатора в горизонтальное положение и накрыл одеялом, подоткнув его со всех сторон.
– Все только потому, что Жиан конвейер починил, – сообщил я Эдику, укладываясь спать.
– Вы о чем? – спросил Витька, любовавшийся у окна на жизнелюбивого Ваську, бодро сражавшегося с крошками размоченной баранки.
– А, так. Модест Жиакомо спать укладывал.
– С колыбельной? – явно позавидовал Витька.
– Без. Сейчас Жиан Жеромович даже слова любви не услышал бы. Намучился сегодня, – думая о чем-то своем, произнес Эдик.
Я покраснел и грозно поглядел на друга.
– Ты, Эдька, болван, – Витька постучал по стеклу пальцем, Васька подплыл. – Признал за хозяина! – обрадовался Витька. – У Модеста башка чугунная. Не скажет.
– Чего?
– Ничего такого, что отсутствует в памятке административному работнику, – пожал плечами Корнеев и умилился: – Какой умный!
– Кто? Модест? – спросил я.
Эдик лежал, отвернувшись к стене, уши его пылали.
– Васька! Модест – идиот… Буду его на золотую рыбку тренировать!
– Модеста? – тупо переспросил я.
– Нет, эта колея не для моего трактора. Ваську! Сашка, спи, мешаешь.
– Спокойной ночи, – буркнул я.
– Взаимно, мой маленький...

…И слышал я сквозь сон:
– ...как мы сейчас научимся колдовать, как моя рыбка станет чудеса творить, как мы поможем одному хорошему человеку...

 Отправлено: 22.05.07 23:36. Заголовок: Re:

~*~
– Сейчас я готов съесть быка, – заявил субтильный Эдик, усаживаясь за стол.
– Боюсь, тебе придется ограничиться лишь его маленькой частью, – я посмотрел на тоненький кусочек мяса, лежащий в моей тарелке.
– Нам явно не хватает белковой пищи, – вздохнул Володя и потрогал свой могучий бицепс. – Я худею, а мышцы не растут.
– Володь, что ты делаешь? Худеешь? В каком месте? – возмутился Роман. – Ты уничтожаешь свою порцию, потом идешь за добавкой, а после еще за Эдиком подъедаешь!
– За Эдиком – только когда Витька на что-то отвлечется, – горячо возразил Володя, – ему ближе.
– Злостные инсинуации, – Витька любовно погладил горбушку, – Ваське отнесу, он там голодает.
– Давайте мы его поджарим! – осклабился Роман.
– Цыц! Я сам из вас кого хочешь поджарю, маги недоделанные, – огрызнулся Витька и придирчиво уставился в тарелку Ойры-Ойры: – А не кажется ли вам, господа магистры, что у Петровича кусок всегда больше?
– Кажется! – истово закивал головой Володя. – Что значит язык без костей и обольстительная майка!
– В сеточку, – согласно кивнул я, – на нее хорошо ловятся изголодавшиеся по куртуазности женские сердца.
– Учитесь, пока я жив, – пожал плечами наш удачливый в любви друг. – Вот ты, Корнеев, совершенно не умеешь ухаживать за девушками.
– Зачем? И когда? – поразился грубый Корнеев. – Я, между прочим, работаю. Когда вся вода на планете станет живой...
– Витька будет почивать на лаврах с ушами, покрытыми роскошной густой шерстью! – обрадовался я.
– Эдик, а ты что, будешь даже гречку? – вдруг резко сменил тему Витька, не удостоив меня ответом. – Ты ж ее презираешь?
– Очень есть хочу. Табуретку начну грызть, если ты мою кашу отберешь.
– Ладно, – великодушно махнул рукой Корнеев, – совести у тебя нет. По науке наше состояние называется «желудочная яма»! Она возникает от тотального недоедания в период интенсивной работы и вызывает ощущение черной дыры, куда проваливаются колбасы, сгущенка, сыр...
– И еще они цыкают зубом! Те, кто с ямой! – развеселился Володя.
– ...куры, тушенка, кильки в томате...
– Прекрати, Витя! У меня сейчас будет голодный обморок! – взвыл Эдик и впился зубами в доставшийся ему микроскопический кусок мяса.
От соседнего стола повернулся Хунта:
– Господа, умерьте свой пыл! Мой друг Жиан вообще ничего не ест и сейчас близок к катарсису. Или несварению, но это звучит слишком вульгарно.
Модест Матвеевич уставился в тарелку великого престидижитатора:
– Что значит – не ест?
– Я не голоден, уверяю вас, – оправдывался Жиан Жеромович, тоскливо разглядывая свою порцию.
– Сервировка не позволяет, – хмыкнул Кристобаль Хозевич, доставая из заднего кармана джинсов стилет. – Мясо полагается резать ножом, а таковых тут не водится.
– Дайте-ка, – Модест выхватил из рук Хунты стилет и пододвинул к себе тарелку Жиакомо.
Великий престидижитатор удивленно посмотрел на зама по АХЧ, который, деловито придерживая кусок мяса указательным пальцем, нарезал его на несколько порционных кусочков.
– Держите! – тоном, не терпящим возражений, произнес Камноедов.
Хунта, засовывая использованный нож обратно в карман, покраснел от еле сдерживаемого смеха.
Деликатно отвернувшись, Эдик хихикал в кулак, мы с ребятами, пытаясь справиться с хохотом, уткнулись в свои тарелки.
Жиан Жеромович, кажется, был чрезвычайно растроган, он горячо поблагодарил Модеста Матвеевича и принялся есть.
В конце обеда Камноедов еще раз грустно изучил свою опустевшую тарелку, встал и попросил общего внимания.
– Товарищи, я так понимаю, что коллективу не хватает продовольственного пайка. По этому поводу предлагается устроить шашлык. Ответственным за мероприятие назначаю себя, в помощники беру товарища Корнеева. Коллектив поделим на группы, во избежание. Первая группа готовит шашлык сегодня, далее по календарю.
Грянуло всеобщее «Ура!».
На выходе из столовой Модеста Матвеевича перехватил делегированный нами ударник труда Почкин, отвел зама по АХЧ в сторону и, красноречиво постучав по горлу двумя пальцами, поинтересовался:
– Модест Матвеевич, на сухую как-то совсем грустно.
– Нарушать? – сдвинул брови Модест.
– Ну, Модест Матвеевич, – развел руки Володька.
– Хорошо, но только по бутылке пива на нос, – сжалился над нами Камноедов. – И утром чтобы как огурцы. Доступно?
– Разумеется! – просиял Володька.

Поскольку Витька в тот день был дежурным по столовой и на поле не ездил, все складывалось как нельзя лучше. Забрав выделенную Модестом сумму, он отправился по нашепченному Ромкой адресу и там без особых трудностей раздобыл мяса. После ужина он гордо объявил нам, что тех четырех часов, которые настаивался шашлык, конечно мало, но голодающим выпендриваться не к лицу. Ибо он, доблестный Витька, успел купить два ведра пива и поставить его в надежное место, про которое он сборищу кадавров, неудовлетворенных желудочно, ни за что не расскажет.
Модест Матвеевич возмутился было, что два восьмилитровых ведра и восемь пол-литровых бутылок суть вещи разные, но тут в ход вступила тяжелая артиллерия, в последнее время воспринимаемая замом по АХЧ крайне положительно.
– Уважаемый Модест Матвеевич, – шелковым голосом витийствовал товарищ Жиакомо, – пиво – напиток необыкновенно полезный. В его состав входят витамины, необходимые для укрепления костей, роста волос, набора мышечной массы. Уже во времена Древнего Египта напиток из солода, – великий престидижитатор увлекся чтением лекции и ходил за Камноедовым хвостом, пока тот собирал хворост для костра, – ставился в пирамиды, сопровождая их обладателей в царство Осириса...
– Очень хорошо, не на сухую, – одобрил традицию увлеченный рассказом Модест и тревожно огляделся, не слышал ли кто из нас его крайне непедагогичной сентенции. – Шашлык-то есть будете? – встревожился он, – если что, ножи имеются.
– Не беспокойтесь, любезный Модест Матвеевич, буду обязательно, – улыбнулся Жиакомо
Расположились мы недалеко от корпуса, на берегу Окуня.
Камноедов вместе с Витькой соорудили из кирпичей мангал, развели костер, подтащили бревна, чтобы на них можно было сидеть, потом Корнеев принес тазик с шашлыком и принялся нанизывать мясо на шампуры.
От предложенной помощи он отказался, мотивируя тем, что мы запросто сожрем и сырое, дай только нам волю, поэтому ничего не оставалось, как пойти купаться.
Роман остался около костра резать хлеб и помидоры, а Володя отправился в корпус за гитарой. Мы с Эдиком залезли в воду и немного поплавали. Болтаясь как поплавок недалеко от берега, я видел, как к костру спустился Кристобаль Хозевич, побродил вокруг и уселся рядом с Ойрой-Ойрой.
– У вас артистичный склад ума, Роман Петрович, – задумчиво сказал великий магистр, глядя на нарезанные красивыми розочками овощи и аккуратные квадратики хлеба.
– Кристобаль Хозевич, – проникновенно произнес Ромка, – я еще морковь спиральками стругать умею! Но моей заслуги в этом – ноль. Вторая жена – какое счастье, что я могу называть ее бывшей! – работала шеф-поваром в ресторане «Утес».
– Там отвратительная кухня, – поморщился Хунта, – то, что они считают простым омлетом, несъедобно, я уж не говорю о пожарской котлете.
– Видите, вы меня понимаете! – Ойра-Ойра взял пучок зеленого лука, порубил его в миску и перемешал с майонезом. – А еще она очень любила красоту. Исключительно в блюдах. Когда я ухаживал, чему только не обучился – вот ведь дурак.
– Ты, Ром, тогда по-другому думал, – отозвался от костра Витька, нанизывающий на шампуры мясо, – хвастался, что у тебя каждый ужин будет, как в ресторане.
– Откуда мне было знать, чем кормят в «Утесе»? – пожал плечами старший магистр. – Мне деньги на цветы и подарки были необходимы.
– О, я начинаю понимать, – рассмеялся Кристобаль Хозевич и подвинулся, освобождая место для подошедшего Володи, – плод чьей фантазии дикие китайские фонарики на зразах с гречкой. А Жиан полагал, что это влияние проживания на территории Соловца пленных из пятой японской армии генерала Кавамуры.
– Вы участвовали в Мукденском сражении? – спросил Володя.
– Нет, и Жиан тоже нет. С возрастом, – с легкой долей кокетства произнес бывший великий инквизитор, – перестаешь шляться по всем происходящим в мире войнам. Признаюсь, сию мудрость я осознал не так давно.
Жиакомо и Камноедов принесли хворост, и Жиан Жеромович, присев на корточки, всерьез занялся костром.
Мы с Эдиком вылезли из воды, наскоро вытерлись и подошли к честной компании.
– Нет, все-таки лучше всего готовила моя первая жена, – продолжал предаваться воспоминаниям Роман, – но наличие тещи свело на нет все прочие достоинства моего брака.
– Рядом с тобой Казанова просто щенок, – заметил Роману Витька.
– Грязные инсинуации, – отрезал Ойра-Ойра, – общество дам делает мужчину лишь лучше. Даже негативный опыт способствует совершенствованию. Но я не прекращаю искать свой идеал.
Хунта достал сигару и хмыкнул себе под нос.
– Видишь, Кристобаль Хозевич со мной согласен, а кому как не ему, заведующему отделом Смысла Жизни, понимать, о чем я говорю.
– Что ж, я согласен с тем, – вздохнул Хунта, – что негативный опыт это часть нашего существования.
– А как же то, что женщины являются стимулом совершенствования для мужчин? – прищурился Володя.
– Я бы не стал ограничивать вопрос одним лишь слабым полом, – заметил Хунта. – Существуют также мужчины, рядом с которыми вам хочется быть лучше. Не так ли?
– Согласен, – кивнул Витька. – Всякий великий магистр – образец для младшего магистра. Смотри, мол, чародей, как не обрасти в районе ушей.
– Я несколько в ином ключе… – начал было Роман.
– С твоими ключами всё ясно, – отрезал Корнеев, – твои ключи уже известны всем местным девушкам.
Жиакомо, размахивающий над костром картонкой, чтобы дрова быстрее прогорели, кашлянул и, обращаясь к Корнееву, произнес:
– Виктор Павлович, не судите строго коллегу, каждый ищет источники вдохновения там, где подсказывает ему сердце.
– А мое сердце молчит! – гордо объявил Витька. – Мне для создания научных трудов никакого вдохновения не надо!
– Позвольте, Виктор Павлович, – улыбнулся великий престидижитатор, – я оспорю ваше утверждение, разрешите?
– Давайте! – азартно кивнул Роман, – разоблачите этого грубияна!
– Нечего разоблачать, – заржал Витька, – но я согласен. Устроите сеанс срыва масок.
– Просим, Жиан Жеромович, – поаплодировал я.
– Для начала, – Жиакомо распрямился, Эдик забрал у него картонку, – спасибо, Эдуард Ягович, для начала давайте выясним, какие проблемы вызывают наибольшее внимание всеми нами любимого Виктора Павловича?
– Искоренение смерти, – отозвался магистр Амперян. – Витя ненавидит смерть.
– А что в ней хорошего? – ощетинился Витька, – скотство.
– Согласен с коллегой, – кивнул Хунта, – пакостное дело. Жизнь прекрасна, даже когда ты один лежишь на двуспальном ложе, но провести бесконечность в одиноком гробу – что может быть печальнее?
– Именно! – с чувством кивнул Роман.
– Вывод, – кивнул Жиан, – Виктор Павлович любит жизнь, как Роман Петрович – прекрасных дам, Александр Иванович – очаровательную Стеллу Лазаревну, я... ну, это мало кому интересно, и именно жизнь служит для него источником вдохновения.
– А вас не смущает, что перечисленные вами персоны, пусть даже во множественном числе упомянутые, осязаемы, а любовь Виктора носит абстрактный характер? – спросил Володя Почкин.
– Мой друг Кристобаль больше всего на свете любит верховенство и риск, – произнес Жиан Жеромович, – а Федор Симеонович важнее жизни почитает счастье, пусть и недолгое.
– Надо же, не забыл, – подмигнул Кристобаль Хозевич великому престидижитатору, тот вспыхнул и отвернулся.
– Я с товарищем Кивриным согласен, – грустно заметил Эдик.
– Прекрати, – скривился Витька, – ты как баба ноешь из-за предсказания дурацкого попугая. Я к тому времени изобрету живую воду, и ничего с тобой не случится.
– Вот, – кивнул Жиан Жеромович, – дружба тоже разновидность влюбленности. Она не так слепа и всегда взаимна. Вас, Виктор Павлович, вдохновляет мысль, что своими трудами вы сможете бросить вызов судьбе, сию минуту занесшей меч над головой товарища Амперяна?
– Прекратите пугать молодых людей, – поморщился отходивший ненадолго Модест, – типун вам на язык! Эдуард – достойнейший представитель молодежи, не пьет, ну почти, не курит! В рот не берет. Жить ему и жить!
– Да, – прошипел Роман в нашу с бывшим великим инквизитором сторону, – начни Модест хвалить меня, я бы пересмотрел свое отношение к жизни.
Хунта одобрительно похлопал Романа по плечу.
– Не надейся, – буркнул я.
– Да! – разозлился Витька. – Вон Выбегалло живет, а Эдька лучше! Мне в его присутствии думается хорошо.
– Что и требовалось доказать, – улыбнулся Жиакомо, – я уж не говорю о той нежности, которую питает Виктор Павлович к бессловесным тварям.
– А осенью мы поедем ловить единорогов! – Витька развеселился и, оттолкнув Эдика, подул на угли. – Модест Матвеевич, ведь территорию под зоосад уже выделили?
– Да, восемь гектаров природоохранной зоны, Кербер Псоевич настоял, – Модест взял шампур и стал помогать Витьке насаживать мясо. – Только как же вы единорогов ловить отправитесь, они ж только дев непорочных до себя допускают?
– Модест! – восхитился Хунта. – Откуда столь глубокие научные познания в столь незатуманенном мозгу? Или это вам тоже Кербер нашептал?
– Кристо!
– Один вы, что ли, хомункулус, – Камноедов отмахнулся от слов бывшего великого инквизитора, как от приставучей мухи.
– С девственницами у нас в институте напряженка, – скорбно сообщил Володя, – у нас Роман Петрович уже шесть лет как, хм... работает.
– Господа! – вспыхнул Жиакомо. – Достойные люди такие темы не обсуждают!
– Давайте уже шашлык делать, – махнул рукой Витька, – голод не тетка.
Вскоре первая порция шашлыков капала жиром на раскаленные угли, а Модест Матвеевич взялся разливать принесенное Корнеевым пиво.
– Лично буду порции отмерять, – он строго заглянул мне в глаза, наполняя алюминиевую кружку «Жигулевским».
Мясистые помидоры, присыпанные солью, ароматный черный хлеб, лук, хрустящие огурцы, хорошо прожаренный шашлык и холодное пиво – я подумал, что для любви к жизни этого более чем достаточно и вполне даже зримо и осязаемо, и поспешил поделиться этой мыслью с друзьями. Все согласились с моим утверждением, и первый тост был за любовь. В сей романтичный момент я – как исследователь, собирающий научные факты для теории Эдика – взглянул на Жиана Жеромовича. Тот, неотрывно глядя на уписывающего шашлык Модеста, осушил кружку одним глотком.
– Закусываем, закусываем, не забываем, – забеспокоился Камноедов и протянул Жиакомо полный шампур.
– Благодарю, – улыбнулся ему великий магистр.
Я повернулся к Эдику и, делая вид, будто смотрю на реку, прошептал:
– Веду наблюдения, но для подтверждения твоей теории эмпирических знаний недостаточно, мне бы доказательной базы…
– Погоди, – так же тихо ответил мне мой друг, – вот после третьей кружки обнаружатся более весомые результаты.
Почкин дожевал свою порцию и без предупреждения ударил по струнам гитары.
– Поддерживая лирический настрой нашей встречи, – голосом диктора радио объявил Володька, – спою вам «Песню о друге»!

Если радость на всех одна, на всех и беда одна,
Море встает за волной волна, а за спиной – спина.
Здесь у самой кромки бортов друга прикроет друг,
Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг.

Друга не надо просить ни о чем, с ним не страшна беда.
Друг – это третье мое плечо, будет со мной всегда.
Ну а случится, что он влюблен, а я на его пути –
Уйду с дороги, таков закон: «Третий должен уйти».

Ну а случится, что он влюблен, а я на его пути –
Уйду с дороги, таков закон: «Третий должен уйти»,
Уйду с дороги, таков закон: «Третий должен уйти».

– Браво, Вольдемар! Не в бровь, а в глаз! – Хунта поаплодировал менестрелю. – Какие актуальные темы поднимает нынче искусство.
– А что же, Кристобаль Хозевич, – осмелел после второй кружки пива Роман, – вы уходили с пути?
– По сути… – начал Хунта, но Жиан Жеромович перебил его:
– Кристобаль, окажи любезность, – и протянул бывшему великому инквизитору помидор.
– Спасибо, Жиан, – ухмыльнулся Хунта.
– А я не верю, – Витька плотоядно разглядывал шампур Эдика, – что вы, Кристобаль Хозевич, кому-то уступили.
– О! Как вы еще молоды и наивны, Витторио! Хитросплетения судьбы иногда превращают потерю в приобретение, а то, что кажется на первый взгляд кладом, на поверку оказывается горой...
– Кристо, возьми огурец, он почти сладкий! – Жиан Жеромович сунул под нос бывшему великому инквизитору миску с овощами.
– ...мусора. Спасибо, Жиан, ты сегодня просто демон-искуситель какой-то. Предложение огурца аллегорично?
Эдик закашлялся. Жиакомо побагровел и уткнулся носом в кружку.
– Во всем-то вы тайные смыслы ищете, – недобро усмехнулся Модест, – хорошо, что Жиан Жеромович вас арбузом не угощает.
– Ничего хорошего, – обиделся Витька, – я люблю арбузы.
– Иногда, – Хунта вперил в Модеста задумчивый взгляд, – мне кажется, что вы не чужды юмору, но как быстро проходит данное ощущение…
– Мне про вас тоже много чего кажется, в данный момент – что у вас шнурки горят.
– Мерде! – Хунта вылил остатки пива на свои ботинки. – Что ж вы молчали?!
– А что балаболить без повода? – повел пудовыми плечами Модест. – Ну, еще по одной, остальное надо товарищам на завтра оставить.
– Товарищи на завтра сами озаботятся! – горячо возразил Роман. – Да и осталось в ведре на два раза, ну же, Модест Матвеевич, не беспокойтесь, мы завтра двойную норму выполним.
– Вы что же, товарищ Ойра-Ойра, в свете вышеизложенного гулянку пропустите? – усмехнулся Модест, но пиво разлил.
– Жалко, вы пропустили лекцию Жиана Жеромовича об источниках вдохновения, – проникновенно произнес Роман, – вы бы поняли, что для меня общество прекрасных дам есть неиссякаемый источник трудового энтузиазма!
Модест хмыкнул, но промолчал. Хунта скривился.
– Право, Романо, я люблю мадеру, но пью все, вы же пьете все, но я так и не понял, что вы любите?
– Сказать вам правду, Кристобаль Хозевич? – Роман наклонился к нему и тонко усмехнулся.
– Отчего нет, Романо? – бывший великий инквизитор сжал рукой его колено.
– Василиса Мелентьевна владеет моей душой без остатка все свободное от посещения столовой время! Но, увы, напиток «Летний» она подает только вам! Вы – счастливый соперник!
Мы расхохотались. Василиса Мелентьевна напоминала Камноедова в юбке и действительно питала к Хунте почти материнские чувства. Кристобаль Хозевич вяло улыбнувшись шутке, убрал руку, подумал о чем-то своем и произнес:
– Иногда очень твердо возвращаться на грешную землю. Право, Модест, спойте. В завершение беседы о любви нет ничего лучше доброй песни.
– Да, – поддержал Эдик, – пожалуйста!
– О, – обрадовался, привставший было Роман, – ради такого случая задержусь.
– Погодите! – потребовал Витька. – Я Ваську принесу. Для его превращения в золотую рыбку хорошая музыка не повредит.
– Спою, – кивнул Модест, – забирая у довольного Володи гитару, – чего бы хотелось услышать честной компании?
– Про любовь, любезный Модест Матвеевич, – глаза великого престидижитатора блестели, – не возражаете, господа?
– Нет, – согласились мы. Камноедов перекрутил колки, прибежал Витька с банкой, Модест взял пару аккордов, проверяя звучание, и Кристобаль попросил:
– «Цыганскую венгерку» можете?

– ...Замолчи, не занывай,
Лопни, квинта злая!
Ты про них не поминай...
Без тебя их знаю!
В них хоть раз бы поглядеть
Прямо, ясно, смело...
А потом и умереть -
Плевое уж дело.
Как и вправду не любить?
Это не годится!
Но, что сил хватает жить,
Надо подивиться!

Низкий, глубокий голос Модеста Матвеевича, разливаясь над рекой, звучал особенно проникновенно. Жиакомо не отрывал взгляда от поющего, и в его глазах светилось золотое пламя догорающего костра.

*

 Отправлено: 22.05.07 23:37. Заголовок: Re:

 Отправлено: 22.05.07 23:52. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Я вас люблю!!!
Бегу читать...

Боже, не зря до трех ночи колготилась в нете.

 Отправлено: 23.05.07 00:08. Заголовок: Re:

Ахаааа, продолжение! МЫ вас обожаем, дорогие авторы!
*облизнулось и ушло читать*

 Отправлено: 23.05.07 00:23. Заголовок: Re:

Ужасно нравится, что все так плавно и неторопливо движется...
Хочется почитать побольше и подольше...

И кого все таки выберет Хунта... Интересно стало...

Спасибо за кусочек! Жду продолжения.

 Отправлено: 23.05.07 01:08. Заголовок: Re:

*дочитало*

Даа, эта часть уже пикантнее но не менее виртуозно написана!
Телефонный разговор ввел в состояние истерики.
А это "Запомни интонацию! Короля Лира играть с такими трагическими нотками – все зрители у твоих ног будут!" и особенно это - "Я всегда говорил, длительная осада – метод порочный и утомительный! Только блицкриг!" цитировать буду!

"Песня о друге" в данном контексте вообще забила последний гвоздь в крышку моего гроба.

Эээ... одним словом... ЖДЕМ ПРОДОЛЖЕНИЯ!
И да - СПАСИБО!

 Отправлено: 23.05.07 02:33. Заголовок: Re:

Ох, скажу честно, когда увидела в шапке фандом - невольно поежилась. Мне не представлялось возможным, чтобы по Стругацким можно было написать слэш, тем более, написать хорошо (хотя имена авторов говорили об обратном). Но начала читать - и забыла о времени. Здорово! Просто слов нет, как здорово! Нравится-нравится-нравится. Очень жду продолжения и болею за героев.
Бедный Жиан Жиакомо! Надеюсь, у него все получится ))))

*шипперское* Кристобалю Хозевичу - Кербера Псоевича! Это ОТР. Они созданы друг для друга, как порох и селитра. И пусть мир содрогнется! ))))

 Отправлено: 23.05.07 03:07. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Жиакомо в виде свежевымотого брюнета в светлом смотрится как антипод Снейпа, специфического брюнета в черном :))

 Отправлено: 23.05.07 03:55. Заголовок: Re:

Карбони & XSha Потрясающая и колоритная вещь. Пишите продолжение!

 Отправлено: 23.05.07 06:06. Заголовок: Re:

Уважаемые авторы! Спасибо за Вашу отзывчивость ( продолжение появилось быстро )! А можно еще раз злоупотребить Вашей добротой и попросить дальнейшее продолжение?
Вещь, действительно, изумительная. Мне Камноедов стал нравиться, хотя при прочтении Канона я относилась к нему... ну, как все.

 Отправлено: 23.05.07 07:44. Заголовок: Re:

` Regis пишет:

цитата:

И кого все таки выберет Хунта... Интересно стало...

Regis да, Хунта явно в поиске... посмотрим кого же он найдет))))
Мы постараемся не затягивать с продолжением))) Но и бету мучить не можем, она нам очень дорога. )))


-----

shiro пишет:

цитата:

Песня о друге" в данном контексте вообще забила последний гвоздь в крышку моего гроба

shiro, ой! живите-живите! Никаих гробов! Мы очень ценим каждого своего читателя.
Спасибо за отзыв!!

-----
undel, как это приятно, когда читатель в нас верит!!!
О, и как приятно, что тут уже шипперство процветает - это супер! Спасибо большое за фидбек!!!

----- menthol_blond пишет:

цитата:

Жиакомо в виде свежевымотого брюнета в светлом смотрится как антипод Снейпа, специфического брюнета в черном :))

menthol_blond ох уж этот Снейп, прямо не знаешь куда от него деться...
Верите - вот ни разу о нем даже не подумали, за всё время работы.)))))

-----
Griffith спасибо!!!! Мы будем стараться)))

-----
Алита пишет:

цитата:

А можно еще раз злоупотребить Вашей добротой и попросить дальнейшее продолжение? Вещь, действительно, изумительная. Мне Камноедов стал нравиться, хотя при прочтении Канона я относилась к нему... ну, как все.

Алита спасибо!!! Мы надеемся, что вам не придется долго ждать ))))
И мы очень рады за Камноедова! Когда тебя любят - ты становишься еще прекраснее)))

 Отправлено: 23.05.07 13:17. Заголовок: Re:

Продолжаю искренне восхищаться мастерством авторов! Найти у ходячего свода правил Модеста душу, да так что с каконом не расходится, а дополняет его - выше всяких похвал! Жалко не только Хунту, Киврина тоже - он же для Кристо пожизненная жилетка для сливания негатива . Эдик великолепен...А Привалов очень в характере - пока носом не ткнут не дойдет до него! А вот грубый Корнеев похоже уравнение с пятью неизвестными решил( не один же тут Амперян умный?)

 Отправлено: 23.05.07 21:21. Заголовок: Re:

Муррр!!! ПРодолжение!
НИкогда не предполагала, что Модест мог быть есаулом!!! Обалдеть!
Эх, бедный Жиакомо! Этож издивательство! Видеть каждый день свой интерес и... никак :)) Надеюсь рыбка не оплашает! Хотя вот сон у Модеста - это просто сон или воспоминание?? Очень интересно - как давно у Жиана это увлечение началось???
А еще безумно интересно кто просветит Привалова насчет "...и как же эта любовь у них может осуществиться?..." ))) Надеюсь таки на Эдика!! Правда тут Хунта весь на взводе ходит....даже не знаю
НО!!!
undel пишет:

цитата:

Кристобалю Хозевичу - Кербера Псоевича! Это ОТР. Они созданы друг для друга, как порох и селитра. И пусть мир содрогнется! ))))

ПОддерживаю!! )))
Эх, какие же они все классные! Такие живые! Не оторваться!
Еще!!!

 Отправлено: 23.05.07 21:42. Заголовок: Re:

Я тут перечитываю...
Сон Модеста это же и впрямь воспоминание...
Вот ему неизвестный спаситель и рубашку свою оставил. Да и не такой уж он неизвестный получается...

 Отправлено: 23.05.07 21:58. Заголовок: Re:

Regis пишет:

цитата:

Да и не такой уж он неизвестный получается

наверняка на рубашечке инициалы ЖЖ обнаружатся?

 Отправлено: 23.05.07 22:34. Заголовок: Re:

Валет
Наверно, они на ней и впрямь были...

 Отправлено: 23.05.07 23:23. Заголовок: Re:

Валет пишет:

цитата:

А вот грубый Корнеев похоже уравнение с пятью неизвестными решил( не один же тут Амперян умный?)

Валет спасибо, что радуете нас своими отзывами!!!
Да, Виктор, только с первого взгляда такой "грубый" и "уголовный", а на самом деле чуткий и умный человек))) Так нам кажется))

-----
Shippo пишет:

цитата:

Очень интересно - как давно у Жиана это увлечение началось???

Shippo мы еще вернемся к этому вопросу ;-)))
Огромное спасибо за комментарии)))

------
Regis перечитываете? Ах! Как приятно!

 Отправлено: 23.05.07 23:47. Заголовок: Re:

*
Модест Матвеевич вернулся из столовой в самом скверном расположении духа. Идея накормить умаявшихся на грядках сотрудников молочной лапшой показалась заму по хозяйственной части разрушительной. В самом деле, как жиденький супчик с плавающими в нем тремя вермишелинами может подвигнуть среднестатистического магистра на созидательный труд? Да никак! Нет, на кухне он разнос устроил, даже заподозрил саботаж, проникший в столовую Окуневки, потребовал прекратить безобразия и, оставив тарелку нетронутой в назидание халатным работникам общепита, ушел в барак, где в недрах тумбочки лежал кусок тминной халвы. Все равно товарищ Жиакомо халву не уважает, а мнение Кристобаля Хозевича по данному вопросу было для Модеста непринципиальным.
В комнате он опустил кипятильник в литровую банку, служившую магистрам чайником, достал халву и порезал ее тонкими крошащимися ломтиками. Когда вода забулькала, зам по АХЧ ошпарил заварочный чайник, насыпал в него две ложечки чая и залил его кипятком.
И в тот момент, когда алюминиевая кружка уже красовалась на столе, а Модест Матвеевич доставал из коробки два кусочка рафинада, из-за двери послышались охи и причитания.
Камноедов разочарованно крякнул, нехотя отодвинул символический ужин и встал посмотреть, кто смеет рыдать на вверенном его попечению объекте, где, если Модесту Матвеевичу не изменяла память, а она, в отличие от жены, заму по хозяйственной части никогда не изменяла, проживали двадцать девять мужиков.
Распахнув дверь, Модест Матвеевич уперся в двух молодых особ интересной внешности и противоположного пола.
– Ну?
– Понимаете, они его убьют! – осветила ситуацию румяная блондинка в белой синтетической косынке с надписью «Дрезден»
Такой неконструктивный доклад Модеста Матвеевича сбил с толку.
– Кого убьют? – уточнил он у той, что была постарше и покрепче телосложением и потому представлялась товарищу Камноедову более сознательной.
– Ромочку-у-у! – завыла барышня.
Модест Матвеевич немного растерялся, но быстро взял себя в руки, понимая, что слезы в коридоре – это вопиющее нарушение законов советского общежития. Он молча препроводил особ из коридора во двор.
Там товарищ Камноедов попытался прояснить ситуацию.
– Докладывайте по существу. Кто кого убьет и в котором часу? – грозно сдвинув брови, осведомился он.
Барышня в косынке прижала ладони к щекам и пропищала:
– Да Ромочку же, Романа, вашего! Наши ребята с колами и дрынами поджидают его у овражка, – она махнула рукой в сторону посадок.
– Непорядок, – резюмировал Модест Матвеевич.
– Ой, непорядок, ой непорядок! – запричитала вторая. – В милицию надо, надо к председателю…
– Никуда не надо! – решительно оборвал ее Камноедов.
– Убивать сотрудников никому не дозволено. А вы, – Модест Матвеевич с головы до ног еще раз осмотрел несознательных гражданок, нарушивших его покой, – товарищи селянки, делайте выводы, – он завернул рукава ковбойки и решительно зашагал в сторону оврага, разделявшего Окуневку на две неравные половины.

*
– Тоска смертная, – гундосил голодный Витька, вынырнув из недр тумбочки с продуктами. Надо было не диван, а скатерть-самобранку из Изнакурножа спереть.
– Темный ты, Витя, и уголовный, – укоризненно покачал головой Эдик, – духу для полноценного существования должно обходиться малым.
– А я согласен с Витькой, не еда, а помои, – поморщился Володя, съевший не только свою порцию, но еще и Эдикову, – нужно что-то делать.
– Пойдем со мной на танцы. Познакомлю тебя с такими барышнями – вмиг вместо физического голода у тебя откроется вожделение духовное, – белозубо улыбнулся Роман.
– Не думал, что голод, постоянно терзающий вашу персону, именуется духовным, – пожал плечами Эдик, – по-моему, речь идет об элементарном сластолюбии.
– Меня окружают завистники и недоброжелатели! – поправил узел галстука Роман. – Ну и сидите… Володя, ты со мной?
– С тобой, – могучий Почкин потянулся и сделал несколько махов ногой, едва не снеся вешалку и мою голову.
– Вон отсюда! – я торжественно продекламировал: – В моем не место королевстве тупым холопам и развратным девам!
– Правильно, – одобрил Витька, доставая с подоконника банку с окуневской водой и живущим в ней пескариком, – брысь отсюда, думать мешаете!
– Кого он имел в виду под развратной девой, ничтожное воплощение одного из низменнейших грехов? – пафосно удивлялся Ойра-Ойра, утаскивая за собой сконфуженного Володю.
– Ты того, не обижайся, не заметил, – извинился Володя
– Поосторожнее там, – напутствовал наших друзей Эдик.

В комнату постучали.
Эдик поднялся и распахнул дверь. Великий престидижитатор вошел, слегка поклонился и спросил:
– Господа, вы не наблюдали сегодняшним вечером Модеста Матвеевича? Он пропал, мы с Кристобалем Хозевичем слегка взволнованы сим прискорбным фактом.
– Говори за себя, Жиан, – раздался раздраженный голос из-за стены, – что касается меня, я всего лишь хочу узнать, не найдется ли там два свободных человека, способных отличить туза от дамы и готовых составить нам компанию в преферанс.
– Кристо, – поморщился товарищ Жиакомо, – следи за своей речью… и мыслями.
Через секунду в дверном проеме появился Кристобаль Хозевич, рассыпавший во все стороны искры ярости.
– Не тебе, Жиан, учить меня манерам и словам! – прошипел он по-французски.
Мне стало неловко. Я подумал, что было бы неплохо, если бы Кристобаль Хозевич не помнил, что французский, в рамках института и спецшколы, я считаю своим вторым языком. На лице полиглота Эдика отразились те же мысли. Витька сидел спиной, увлеченно кормил своего пескаря припасенными с ужина крошками и рож не корчил.
– Кристо, нет ничего предосудительного, в том, чтобы не дать другу произнести слова, о которых он потом пожалеет, – по-русски, делая акцент на слове «друг», промолвил Жиан Жеромович, и добавил: – К тому же, гонясь за секретностью, мы не всегда способны ее сохранить.
Окинув присутствующих пылающим взором, Кристобаль Хозевич щелкнул каблуками и вихрем вылетел из нашей комнаты.
– Меня прервали. Не соблаговолите ли вы пройти к нам в апартаменты и помочь нам скоротать вечер за бокалом чая и партией старого доброго преферанса?
– Почтем за честь, – изобразил полупоклон я и повернулся в сторону друга: – Эдуард?
– Не мог бы придумать более удачного продолжения вечера, – вежливо улыбнулся Эдик и встал.
– А сушки у вас остались? – на секунду отвлекся от банки Витька. – Если остались – я с вами.
– Прошу меня великодушно извинить, но преферанс – игра четверых партнеров.
– Брось, Жиан, – сварливо отозвалась стена, – что тебе мешает в духе любезного твоему, гм, сердцу товарища Камноедова лишить меня права быть твоим партнером за зеленым сукном?
– И мыслей подобных не держал! – вспыхнул Жиакомо и нервно поправил ремень брюк, сделанный из крокодиловой кожи и украшенный скромной серебряной инкрустацией.
– Я не буду играть, – успокоил великих магистров Витька, – только сушки поем. Мне еще нужно Ваську на золотую рыбку обучить.
– Мы готовы, – еще раз улыбнулся нахмуренному Жиану Эдик и первым направился в логово льва.

– Упал, – сказал я и с легким трепетом поглядел на лежавший на середине тумбочки прикуп. Кристобаль Хозевич зловеще ухмылялся, и я подумал, что зря решился играть мизер. Ничего хорошего от розданных бывшим великим инквизитором карт ждать не приходилось.
– Хорошо, Саша, играйте, – кивнул головой товарищ Жиакомо и сложил свои карты стопочкой.
Эдик закусил губу и посмотрел на потолок – потолок безмолвствовал. Он перевел взгляд на сиротливо лежащий прикуп, потом на Кристобаля Хозевича, опять на меня, вздохнул и забарабанил пальцами по столу.
– Давай, Саша.
– Алехандро, смелость украшает любого мужчину, даже такого, как вы, – Кристобаль Хозевич откинулся на хлипкую спинку стула и накрутил прядь волос на палец, – открывайте же.
Я перевернул карты.
Я покраснел.
Я задохнулся.
Эдик, тоскливо пискнув, вцепился в себе в волосы.
– Похоже, я был прав, Алехандро, – улыбнулся Кристобаль, – Витторио, друг мой, оставьте несколько сушек Камноедову, а то, если он, подобно кадавру Выбегаллы, будет неудовлетворен желудочно, мой друг Жиан, – он тоже сделал ударение на слове «друг», – сойдет с ума от горя.
– Прекрати! – в глазах великого престидижитатора плеснулось пламя, увидав которое, лаборанты товарища Жиакомо готовы были работать не только без выходных, но даже без перекуров.
– Чистый, – объявил я и бросил карты рядом с крестовой семеркой и восьмеркой, пришедшими к моему одинокому валету.
– Позвольте, – отвлеклись от склоки великие магистры и уткнулись в разложенный мной веер.
– Риск – дело благородное, – покрутил воображаемый ус Кристобаль Хунта, – я не раз говорил тебе это, Жиан.
Ресницы Жиакомо дрогнули, но он промолчал, а я подумал, что мой друг Эдик прав, утверждая, что наблюдать за хитросплетениями человеческих отношений ничуть не менее интересно, чем решать задачи индивидуальных превращений.
– Камноедов идет, – сообщил сидящий у окна Витька и поднялся: – Я пойду, пожалуй. Васька стесняется колдовать при вас, – он обвиняюще ткнул банкой в великих магистров.
– И сушки кто-то подчистил, – понимающе ухмыльнулся Эдик.
– Злостные инсинуации, – ощетинился Витька, – их мало было! – и, прижав к груди импровизированный аквариум с Васькой, испарился.
Жиан Жиакомо улыбнулся закрывшейся двери и раздал карты, не отрываясь от созерцания дверного проема.
– Ого! – довольно воскликнул Кристобаль Хозевич. – Как говорится – мизера ходят парами, не так ли, молодые люди?
– Не так, – подвинув бумажку с расписанной пулей, молвил грустный Эдик.
– Не так! – кивнул довольный я.
В коридоре послышались тяжелые шаги Модеста Матвеевича. Жиан вздрогнул и привстал.
– Сидеть! – скомандовал Хунта. – Держи себя в руках, это просто неприлично, – добавил он по-французски.
– Эдик, – обратился я к зачем-то открывшему рот партнеру, – ты ведь пас?
Тот вздрогнул и истово закивал.
– Ваша игра, Кристобаль Хозевич.
Дверь распахнулась, и в комнату тяжело ввалился Модест.
– Сидите, – кивнул он нам, – где Роман Петрович?
– На танцах, – ответил я и во все глаза уставился на товарища Камноедова. – Что с вами случилось, Модест Матвеевич?
– О мой бог… – совсем не атеистично отреагировал на появление зама по хозяйственной части Жиакомо.
– Даже так? – поднял брови, иронично усмехаясь Кристобаль Хозевич, – Быстро ты.
– Один? – проигнорировал наши вопросы Модест Матвеевич.
– С Володей Почкиным. Чемпионом института по самбо, – зачем-то добавил Эдик.
– Ладно, – вздохнул Модест и тяжело опустился на кровать.
– Модест Матвеевич, что с вами? Что с вашей одеждой? – переспросил только что отличившийся Эдик.
– Упал.
– А руки? Что с руками? Позвольте мне посмотреть! – Жиакомо отодвинул стул.
– Ничего. Играйте, – прорычал Модест.
– Разумно, – согласился Кристобаль Хозевич, – если никто не возражает, я объявляю мизер.
– Вы сейчас же скажете, что произошло, – в голосе Жиакомо послышались непонятные звенящие ноты, – или я, – повысил он голос, – поступлю так, как считаю нужным.
– Упал на ящик с гвоздями, – хмуро ответил Модест, встал, достал из аптечки йод, – в таком вот аксепте. Саша, поставите чайку?
– Только что закипел, Модест Матвеевич, вам налить? – я проявил вежливость, достойную Эдика.
Камноедов кивнул и, забрав полотенце, вышел из комнаты.
– Скажу, что сам съел сушки… как же так неосторожно… – нервно крошил сигару Хунты великий престидижитатор.
– Такая туша, ничего удивительного, – холодно заметил Кристобаль, – мы продолжим, или будем кудахтать над Модестом?
– Открывайте прикуп, Кристобаль Хозевич, – кивнул Эдик, – по-моему, Модест Матвеевич сказал неправду.
– Да, – согласился Хунта, – не стал орать на весь совхоз, кто поставил ящик на его пути.
– Видать, здорово треснулся, – пожалел товарища Камноедова я.
Жиан Жиакомо сжал кулаки, но опять сдержался.
– Открываю, – заведующий отделом Смысла Жизни перевернул карты. – Жиан!!! Я догадывался о твоей ненависти, но не думал, что ее размеры таковы!
На тумбочке лежали два черных туза.
Великий престидижитатор улыбался.

 Отправлено: 23.05.07 23:47. Заголовок: Re:

~*~

Когда я уже допивал свой кефир, в зал столовой бочком пробралась разносчица Оленька, голубоглазая девушка лет двадцати. Она огляделась вокруг, убедилась, что товарищ Камноедов уже вышел, и, вытирая руки о фартук, заговорщицким шепотом поинтересовалась:
– Вчера-то ваш живым, говорят, вернулся?
– Ты кого имеешь в виду, солнышко? – ласково спросил Роман, пододвигая Оленьке стул.
– Этот ваш, – она кивнула на дверь, – Камеедов.
– Камноедов, – поправил ее Эдик.
– Он самый, – миролюбиво согласилась Оленька, – вчера он один двадцать ребят с поселка уложил.
Мы переглянулись. Вчера товарищ зам по хозяйственной части списал разбитые кулаки на…
– Не может быть! – я всегда знал, что лучший способ узнать все подробности – усомниться в возможности происходящего.
– Еще как может! – девушка округлила глаза и принялась обстоятельно излагать суть дела. – Вчера вечером наша Майя слышала, как Федор и ребята с улицы Мира собирались идти бить вас, Роман Петрович, – она кокетливо стрельнула глазками в сторону посерьезневшего Ромки. – Ну, Майка и Клава с тридцать пятого дома побежали сюда, чтобы вас предупредить. А тут им как раз ваш Камноедов и попался. Они ему сказали, что надо в милицию, а он – «не нужна милиция» и сам пошел!
Оленька, увлеченная рассказом про геройство Модеста Матвеевича, уже не трудилась говорить тише, и за соседним столом, где сидели старшие магистры, нас явно услышали.
– Так вот один и отправился. Совсем один, представляете! А там ребята наши с вилами пошли, с колами! – она с восхищением посмотрела на Романа, который уже совершенно позеленел. – Всё для вас, Роман Петрович, приготовили, – улыбнулась она.
Я кинул взгляд на соседний стол и заметил, как Жиан Жеромович, уже не скрываясь, слушает рассказ, и что лицо его заметно побледнело.
– А Федор даже топор взял! – торжественно сообщила Оленька.
От лица товарища Жиакомо отлила кровь, и он стал белым как мел.
– Их было человек сорок, говорю вам! – с жаром продолжала девушка. – И он один, представляете, один их всех на кулаках победил!
– Вы сказали, кажется, что их было двадцать? – уточнил Эдик.
Но Оленька не услышала – поставив локти на стол, она мечтательно завела глаза и продолжала живописать героя.
– Они его обступили в овражке, а этот ваш ка-ак р-развернулся, ка-а-ак всех их р-р-раз! – она взмахнула рукой и чуть не опрокинула со стола мой стакан из-под кефира. – А они на него вилами, а он вилы хвать! И об колено! А Федор на него с топором!
Я не рискнул посмотреть на соседний стол.
– А этот ваш ручищами огромными Федора схватил и об деревцо! Федор вон сегодня из дома не показывался. Говорят, его бабка самогонкой отпаивает. А Камноедов всех схватил, в штабеля уложил и ушел. Вот как! – закончила рассказ Оленька.
Смертельно бледный Жиан Жиакомо с грохотом отодвинул стул и вылетел из столовой, не произнеся ни слова.
– Мне кажется, что в этой истории довольно много преувеличения, – с сомнением процедил Эдик, глядя в стол.
– Это хотите – верьте, хотите – нет, – обиделась Оленька и ушла на кухню.
– Наш Модест семерых одним ударом? – хмыкнул я ей вслед.
– К вашему сведению, молодые люди, – повернулся к нам Хунта, который до этого все время сидел спиной и видимого интереса к истории не проявлял, – товарищ Камноедов в свое время был лучшим кулачным бойцом в Москве.
– Это когда же? – заинтересовался Роман.
– В шестнадцатом веке, – невозмутимо ответствовал Кристобаль Хозевич. – И, между прочим, история одной его драки отражена в стихах. Которые все интеллигентные люди обязаны помнить со школьной скамьи.
– В стихах? В каких стихах? – не понял я.
Кристобаль Хозевич смерил меня уничижительным взглядом и через губу произнес:
– Алехандро, я был о вас лучшего мнения. В «Песне про купца Калашникова». Правда, когда поручик Лермонт изволил написать сей опус, кое-что переврал; да и источники, которыми он пользовался, наверняка многое приукрасили – примерно как сейчас наша милая разносчица. А о чем-то, видимо, умолчал сам Модест.

По возвращении мы обнаружили, что на доске объявлений в коридоре поверх распорядка дня пришпилено объявление. Тетрадный листок, на котором красными чернилами круглым почерком отличника было выведено:
«Воскресенье – с 9:00 до 12:00 – ген. убор. помещений
– сб. паут.,
– протир. пол.,
– помыв. ок.,
– устр. пыл.
А также:
– об. т.
– уст. уст. по от. м.
Отв. за пров. раб. – тов. Камноедов М.М.»
– Что такое «сб. паут.»? – поинтересовался Володя.
– Полагаю, «сбор» вот этого, – пояснил Роман, указывая на угол между стеной и потолком, откуда свисало пыльное мочало столетней паутины.
– Тогда «протир. пол., помыв. ок. и уст. пыл.» – это протирка полов, помывка окон и устранение пыли, соответственно, – расшифровал я.
– Осталось понять, что значат «об. т.» и «уст. уст. по от. м.», – подытожил Витька.
– «Оборот турбины»?– предположил я.
– Дурак ты, – ласково заметил Корнеев, – тут в уборочном ключе думать надо!
– «Обработка тальком», может быть? – поразмыслив, предположил Эдик.
– Что ты собираешься обрабатывать тальком? – Роман остановился в дверях нашей комнаты и с подозрением оглядел помещение: – Не вижу тут подходящих предметов.
– «Обследование территории», – решил я, и принялся ходить по комнате, осматривая углы и заглядывая под мебель, – на предмет обнаружения непорядка, – уточнил я.
– Тогда этот пункт должен стоять первым в списке, – резонно заметил Эдик, доставая из ведра чьи-то носки. – Это чье?
– Нашлись, – буркнул Витька и отобрал их у нашего друга.
– Самым загадочным мне представляется «уст. уст. по от. м.», – сказал Эдик, садясь на кровать и задумчиво глядя в потолок.
Предположения не заставили себя ждать.
– «Устранение усталости после отключения мозга»!
– «Устранение устойчивых попыток отключиться ментально»!
– «Устаканивание устаревших поверий относительно Модеста»!
– «Устремленность устрашающе ползти – отбраковывать моментально!»
– По-моему, это точно не относится к уборке, – засомневался я.
– Как это «не относится»? – возмутился Роман, предложивший последний вариант. – Это руководство к действию! Если после уборки ты так повредишься рассудком, что будешь стремиться ползать, а нас сей порыв устрашит – мы его отбракуем, – со знанием дела пояснил он.
Дверь открылась, и Модест Матвеевич внес в комнату три швабры и один веник.
– Модест Матвеевич, проясните товарищам, что означает «уст. уст. по от. м»? – попросил вежливый Эдик.
– Установка устройств по отлову мышей, – как само собой разумеющееся выдал Камноедов. – Грызунов, понимаете? – он для пущей ясности изобразил пальцами что-то маленькое и посмотрел на нас с подозрением.
– Ну, разумеется! – хлопнул себя по лбу Роман.
– А «об. т.» что? – уточнил я.
– Обработка тумбочек. – Модест Матвеевич подошел к нашей продуктовой тумбочке и открыл дверцу: – Это тут. Надо выкинуть заплесневелый хлеб и огрызки, – он извлек из глубины пакетик, в котором одиноко зеленела горбушка белого. – Видите?
Мы устыдились.
– Товарищ Привалов, за мной, – скомандовал Модест Матвеевич и вышел в коридор.
В подсобке он протянул мне огромную холстину и ножницы.
– Порежете на тряпки, – милостиво пробасил Камноедов и, забрав оставшиеся швабры, удалился.
Когда я вернулся в комнату, работа уже шла полным ходом.
Витька отдуваясь, поддерживал наклоненный платяной шкаф, а Эдик выметал из-под него мусор. Роман с Володей забрались на кровати и наматывали на швабры ошметки паутины.
– Ребята, я вам тряпки принес, – сказал я, натягивая холстину и разрезая ее вдоль на весу.
– Пэ ее на пэ и рэ так! – порекомендовал Роман, отплевываясь от штукатурки, которая ссыпалась ему на лицо.
– От такого слышу, – обиделся я.
– Он всего лишь советует тебе положить ее на пол и резать так, – из-за шкафа объяснил Эдик.
– Да? А… действительно, – я смутился, разложил полотнище на дощатом полу и дело пошло веселее.
– Ох, уж эти работники интеллектуального фронта, – просипел Витька, подпирая шкаф.
– Вот стоит только немного поработать физически, как в тебе просыпается классовая ненависть, – заметил Володя. – Сам-то ты кто?

В коридоре послышался шум.
– Извольте вернуть на место! – возмущался Хунта.
– Оно уже испорчено! – громогласно возражал Модест.
– Он совершенно свежий, говорю вам! Я привез его из Москвы!
– Свежее так не воняет, – уверенно возражал Камноедов.
– Прекратите немедленно, – в голосе Хунты зазвенел металл, и Эдик даже перестал подметать.
– Что они там делят? – шепотом спросил он.
– Понятия не имею, – отозвался я, на цыпочках подкрался к двери и глянул в щелку. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кристобаль Хозевич вырвал у Камноедова завернутый в газету кусок рокфора.
– Сыр не поделили, – через плечо сообщил я ребятам.
– «Сыр выпал – с ним была плутовка такова», – продекламировал Володя, слезая с кровати.
– Еще как! – я сделал большие глаза. – Хунта взбесился не на шутку.
Я взял ведро, кинул в него тряпку и пошел набирать воду.
Во дворе у колонки, поставив ногу на бордюр, стоял Жиан Жиакомо и закатывал рукав рубашки, ожидая, пока наполнится ведро.
Мы вежливо кивнули друг другу, и я принялся ждать своей очереди.
Модест Матвеевич подошел на удивление неслышно. Выглядывая у меня из-за спины, он поинтересовался:
– Зачем же вы еще набираете, товарищ Жиакомо? У нас уже набрана вода.
Заведующий отделом Универсальных Превращений окинул Модеста Матвеевича пустым взглядом, забрал ведро и удалился.
– Черт знает что такое! – растерялся Модест Матвеевич и направился следом: – Куда вы его несете? – донеслось до меня со стороны уборной.
Мне тоже стало интересно. Представив себе, как изящный Жиан Жеромович драит сортир, я бросил тряпку в ведро и пошел посмотреть.
Не успев завернуть за угол, я услышал:
– Не нужно этого делать, товарищ Жиакомо, у нас по плану уборка только жилых помещений, – уговаривал Модест Матвеевич.
– Избавьте меня от необходимости рассуждать о том, что нужно, а что не нужно, – резко отозвался великий магистр.
Этот тон был настолько ему не свойственен, что я остановился и прижался к стене, движимый постыдным желанием подслушать.
– Недопонял, – растерялся Модест.
– Всё вы прекрасно понимаете. Извольте не прикидываться!
– Да что ж…
Но Жиакомо его перебил:
– Вы… вы… Какой вы пример подаете молодым людям, товарищ Камноедов! На вас же равняются, как на образчик здравого рассудка, как на человека ответственного и не склонного к импульсивности! А вы как соблаговолили поступить?! Вместо того чтобы ответственно отнестись к собственной безопасности, вы рискуете жизнью, ввязываетесь в драку! Как, скажите на милость, вам пришло подобное в голову? Вы могли пострадать! Вас могли покалечить! Вы, Модест Матвеевич, ничтоже сумняшеся подвергли себя смертельному риску – во имя бравады, во имя минутного порыва! Между тем вам даже в голову не пришло, что вами дорожат, и потеря эта была бы для меня… для всех нас невосполнимой. Смею советовать вам, уважаемый Модест Матвеевич, подумать о возможном развитии событий, прежде чем ввязываться в столь опасные похождения!
Наступила звенящая тишина, только ветер шелестел в деревьях, да где-то вдалеке залаяла собака.
Даже я почувствовал себя почему-то виноватым, и мне стало стыдно.
Наконец Модест Матвеевич произнес:
– Понимаю, – он еще немного помолчал, а потом предложил: – Давайте сюда ведро, товарищ Жиакомо, я тут доделаю.
Несколько секунд спустя Жиан Жиакомо проследовал мимо, хмуро глядя себе под ноги. Я спешно сделал вид, что протираю окно.

 Отправлено: 23.05.07 23:48. Заголовок: Re:

~*~

Модест Матвеевич вошел в столовую, остановился посередине и, громко прокашлявшись, объявил:
– Попрошу внимания, товарищи! Сегодня в четыре часа дня в местной бане состоится общая помывка сотрудников НИИЧАВО, – он оглядел нас с хозяйственным рвением, – потому как общее загрязнение достигло возмутительной степени. Помывка проводится в качестве поощрительного мероприятия, в связи с чем сотрудники к помывке допускаются не все.
Он выудил из кармана тренировочных штанов сложенный вчетверо листок писчей бумаги.
– Согласно списку вставать и говорить «я», – указал он, – на предмет наличия и понимания сути вопроса. – Он почему-то грозно посмотрел мне в глаза: – Доступно?
Я растерянно кивнул.
Модест Матвеевич начал зачитывать:
– Товарищ Жиан Жиакомо, заведующий отделом Универсальных Превращений!
Жиакомо, сидевший спиной к Модесту, встать не соизволил, а лишь молча кивнул головой, даже не поворачиваясь.
– Плохо на него влияет деревня, – прошептал я Эдику на ухо, – совсем манеры растерял.
– Это на него Модест Матвеевич плохо влияет, – загадочно ответил Эдик.
– У меня вопрос! – неожиданно оторвался от поглощения супа Витька. – А почему мыть будут самых достойных, а не самых грязных?
– Вы, Корнеев, не переживайте, вы по обоим пунктам проходите, – отрезал Модест Матвеевич и ткнул пальцем в ковбойку Витьки, украшенную пятном от борща, прожженной дыркой от сигареты и узором мазута на рукаве, – в таком вот аксепте. Я продолжу отвечать на глупые вопросы после оглашения списка.
Мы переглянулись, Витька махнул рукой, мол, даже ему неохота бодаться с танком, а Володя почему-то задумчиво уставился на Витькину рубашку.
– Товарищи Хунта, Привалов, Амперян, Почкин… – перечислял Модест, изредка отрываясь от списка и проверяя наличие названного объекта помывки. – Все! В корпус за банными принадлежности и – к автобусу. Он скоро подъедет. Постараемся уместить как можно больше сотрудников.
– Модест один три места займет, – буркнул Витька и отставил тарелку.
– Модест Матвеевич, а товарищ Ойра-Ойра? – спросил Эдик.
– Ничего. Все честно, – буркнул Роман.
Модест Матвеевич на провокационные вопросы отвечать не стал, просто выразительно постучал толстым пальцем по циферблату.

Мы отправились в корпус за полотенцами и мылом.
По дороге Витька все негодовал, отчего это Роману запрещено мыться.
– Что за идиотизм? – возмущенно размахивал он руками. – Почему Ромке помывки не положено?! Где санитарная справедливость, я вас спрашиваю?
– Витя, перестань, – беззлобно отвечал Эдик, – с Модестом спорить неконструктивно. Отправим Рому в баню завтра, в крайнем случае – во вторник.

– И куда делся мой помазок? – спросил Володя из-под кровати.
– Полотенца чистого нет, – чесал затылок Витька.
– Вот он! – Эдик извлек помазок Почкина из-за шкафа. – А бороду ты еще сбрить не решил?
– Нет, не дождетесь, – гордо заявил Володя, засовывая помазок в карман.
Без десяти четыре мы вышли к автобусу.

Оранжевый «пазик» испуганно мигнул фарами на собравшуюся толпу и, казалось, попятился.
– Куда? – рыкнул Модест Матвеевич, и машина покорно подъехала к заму по хозяйственной части.
– Всех не повезу, – из окна автобуса высунулся тощий водитель с прилипшей к нижней губе беломориной.
– Спокойно, товарищ, поедут только морально устойчивые и трудолюбивые сотрудники. По местам! – скомандовал Модест и посмотрел на товарища Жиакомо, который с интересом изучал гуляющего у забора гуся.
– Один, два, три… – считал Модест; при счете «двадцать пять» автобус возопил нечто жалобное, и шофер проорал нашему Модесту: – Все! Больше не пущу никого. Сломается ведь!
– Во-первых, пива не больше бутылки на нос! Я проверю! Во-вторых – старшим назначаю товарища Хунту. Трогайте.
– Модест Матвеевич, а вы? – спросил висевший на подножке Володя.
– Остаюсь.
В свете вчерашнего явления Модеста Матвеевича спорить, а также задавать вопросы никто из нас не решился. Автобус тронулся и потрусил по улице вдоль сельсовета, вниз к переезду через речку, где на другом берегу, километрах в пятнадцати, была построена общественная баня. Буквально через минуту, отмахиваясь от полотенца, которое свисало с чьей-то шеи прямо ему на лицо, Жиан Жеромович оглянулся на меня и осведомился:
– Товарищ Камноедов у водителя расположился?
– Нет. Он сказал, что останется в корпусе.
Жиакомо резко привстал, отчего нависающий над ним парень из отдела Абсолютного Знания чуть не упал мне на голову.
– Остановите автобус, будьте любезны! – громко обратился он к водителю. – Я сойду.
Автобус резко затормозил, все уцепились друг за дружку.
Хунта что-то зашипел ему, потянув за рукав, но Жиакомо только отмахнулся и стал пробираться к выходу.

*
– Модест Матвеевич, а почему вы не поехали? – спросил Роман у обмахивающегося веткой полыни зама по хозяйственной части. – Меня оставить боитесь?
– Вас? Нет. Провинился – отвечай. Вы, в общем-то, кобель, товарищ Ойра-Ойра, ну да дело молодое, а я кем выхожу?
– Кем? – Роману было очень стыдно. Хотелось потребовать себе вызова на партсобрание, или, на крайний случай, выговор по профсоюзной линии.
– Хулиганом, – вздохнул Модест Матвеевич, – да и в автобус мы бы все едино не поместились.
– Смотрите-ка, – воскликнул Роман, – товарищ Жиакомо тоже, наверное, посчитал себя хулиганом!
Модест Матвеевич обернулся и увидел заведующего отделом Универсальных Превращений, который возвращался оттуда, куда только что уехал «пазик». Товарищ Камноедов удивился и возмутился одновременно. От этого коктейля чувств он замешкался и выдал глубокую сентенцию:
– Беспорядок нарушать изволите, товарищ Жиакомо.
Сказав так, Модест Матвеевич, не дожидаясь реакции со стороны великого магистра, развернулся и деловито направился к сельсовету. Впрочем, Жиакомо никак не отреагировал; проходя мимо, он лишь заложил руки за спину и, гордо подняв голову, посмотрел в противоположную от зама по АХЧ сторону.

– Форменное безобразие, – Модест остановился и прижал руку к боку. – В бараний рог согну! – пообещал он в воздух, а сам подумал, что стар уже стал для подобных маханий кулаками. Ну, разве лет сто назад он пропустил бы косой удар? Да никогда. А товарищ Жиакомо прав. Пример он молодежи показал просто отвратительный. Модест Матвеевич глубоко вздохнул и прошел еще несколько метров. И тут из-за поворота к сельсовету ему навстречу выехала серая «Волга». Машина остановилась, из нее вылез Охрим Иванович Кроликов, председатель совхоза имени пятого съезда профсоюзов и, сняв картуз, приблизился к заму по хозяйственной части.
– Добрейший день, Модест Матвеевич, наслышан, наслышан вашими вчерашними подвигами! И поделом поганцам – работать не хотят, только девок по кустам щупать, да водку по тем же кустам лакать горазды.
– Мои такие же, – вытер лоб Камноедов и скривился, – за водку я их, правда, не хвалю.
– Бросьте, бросьте, Модест Матвеевич. Парни ваши работают – любо-дорого, да. А вы в правление? Помощь какая нужна?
– Я насчет бани. Запаршивели совсем. И в автобус не влезли, – кратко обрисовал проблему Модест и ткнул пальцем себе за спину, – товарищ Жиакомо тоже.
– А много не влезло? Чай, не десяток?
– Пятеро, – кивнул Камноедов, – не пособите чем, Охрим Иванович?
– Так берите мою «Волгу». Мне до вечера без надобности, а вы человек солидный, ответственность в вас огромная, а?
– Я бензин оплачу, – обрадовался Модест Матвеевич, – не хотелось бы плодить зависть во вверенном мне коллективе.
– Понимаю, – кивнул председатель и протянул заму по хозяйственной части ключи, – понимаю. С легким паром вас! Да.
– Мы отработаем, – категорично заверил товарища Кроликова Модест Матвеевич, влез за руль и нажал на газ.

Поднимая клубы пыли на разбитой дороге, «Волга» подкатила к корпусу.
Модест Матвеевич хлопнул дверцей и решительной поступью вошел в коридор.
В комнате он обратился к Жиакомо, который, завидев товарища Камноедова, тут же принялся демонстративно складывать полотенце.
– Так. Обратно собирайтесь. Машина подана, – отрывисто распорядился Модест Матвеевич.
Жиан Жеромович несколько смутился и встал:
– Позвольте, но я не стану…
– Вы мне это прекратите, товарищ Жиакомо! – возмущенно начал Камноевдов, но спохватился и несколько мягче добавил: – Вот все сейчас поедем, попаримся. Как хорошо, после ковшика-то.
Он подошел к стенке и постучал в нее кулаком.
– Товарищ Ойра-Ойра! Через три минуты с банными принадлежностями будьте во дворе, и оставшихся работников обеспечьте…– он на секунду задумался и добавил: – Наличие.
– Слушаюсь! – отчеканили из-за стены.

Жиан Жеромович занял место возле водителя, а оставшиеся трое недостаточно сознательных сотрудников НИИЧАВО, среди которых Роман выделялся сейчас лишь безупречной гладкостью ушей, расположились на заднем сиденье. Модест Матвеевич уже взялся за рычаг переключения передач, когда Жиакомо поинтересовался:
– Прошу простить мне мою неосведомленность, но надо ли нам нарубить ветви?
– Для чего ветви? – замер Модест Матвеевич.
– Для банных веников, – смутился Жиакомо.
Сзади послышался какой-то сдавленный сип. Модест Матвеевич грозно обернулся, дабы внушить охальникам должное почтение к великому магистру, но сидящий посередине Роман уже справился с непорядком собственными силами.
– Не беспокойтесь, в бане нам предоставят соответствующее оборудование, – заверил он магистра и, удовлетворенно улыбнувшись, повез сотрудников на санитарно-гигиеническое мероприятие.

В открытое окно машины врывался теплый ветер и ерошил густую русую – без единого седого волоса – шевелюру Модеста Матвеевича. Великий престидижитатор искоса смотрел на большие, небрежно держащие руль руки, на сбитые костяшки и второй раз за день чувствовал растущую волну дурноты, рожденной диким, неконтролируемым страхом за этого огромного, но, как казалось Жиану, уязвимого и романтичного человека.
– Вам не дует, товарищ Жиакомо? – в голосе Модеста Матвеевича явственно слышались ноты, которые плохо знающий зама по хозяйственной части человек назвал бы виноватыми, а все остальные затруднились бы идентифицировать. – Прикрыть окно?
– Роман Петрович.
Ойра-Ойра вздрогнул и поймал в водительском зеркале почерневший от сдерживаемых эмоций взгляд великого престидижитатора.
– Смею ли я надеяться, что подобных экзерсисов в дальнейшем не случится? Могу ли я рассчитывать, что вы, Роман Петрович – взрослый разумный человек, а не юнец, извергающий гормоны, как вулкан лаву?
Роман покраснел. Роман поерзал, пытаясь отвести глаза, но два темных омута в зеркале заднего вида затягивали его не хуже рыбацкой сети.
– Вы дадите мне слово, что ваши мальчишеские эскапады больше не будут угрожать ничьей репутации и, – глаза великого магистра сузились, – жизни? Ваш выдающийся ум, ваша преданность науке делают вам честь, но, извините, если вы не соблаговолите изменить манеры – мои представления о вашей порядочности будут самыми нелестными.
Роман готов был провалиться сквозь днище машины прямо в пыль разбитого тракта, но тут Модест Матвеевич, давно превзойдя цветом лица флаг, вяло поникший на здании сельсовета, доложил:
– Приехали.

Баня №1 находилась на окраине поселка, носившего славное имя выдающегося борца за права трудящихся всего мира товарища Мурмыкина, написавшего в двадцать третьем году письмо, не то в Интернационал – с призывом не гнуться под напором империалистов, не то Розе Люксембург, лично – с предложением руки и сердца. Модест Матвеевич аккуратно припарковал «Волгу» рядом с отдыхающим в тени желтым «пазиком», погладил бок, дождался высадки аморального элемента и товарища Жиакомо и широким жестом распахнул тяжелую дверь.
– Попрошу, товарищи. Наслаждайтесь.
Роман и два молодых человека из отдела Вечной Молодости прошмыгнули в вестибюль, и тут же раздались приветственные крики уже вымытого контингента.
– Ромка, ты смотри, а Модест-то человек, а не статуя командора! – вопил любящий справедливость Витька.
– Не понял, – Модест Матвеевич заполнил пространство своей могучей фигурой, – что за инсинуации? Кого вы назвали комодом, Корнеев?
– Это, – моментально откликнулся Володя Почкин, пряча за спиной вторую, недозволенную, бутылку «Останкинского», – он строит гнусные планы хищения комода, принадлежащего товарищу Редькину.
– Разбазаривать? – изогнул бровь Модест Матвеевич.
– Они шутят, – мягко сказал Эдик, – хорошо очень было. Спасибо.
– Ладно, – отмахнулся Модест, но на Витьку посмотрел очень неодобрительно.

В парной висела тяжелая завеса сизого пара. Товарищ Жиакомо, закутанный в простыню на манер римской тоги, сидел на лавке, откинувшись на стену, и блаженствовал. Вдруг окружающий магистра воздух качнулся и прямо над его головой прогремел голос, лишавший Жиана покоя днем и смущавший во снах:
– А шапка где? Перегреетесь, товарищ Жиакомо, наденьте немедленно.
Жиан открыл глаза: прямо перед ним стоял богатырь из русских былин, читанных великим магистром еще в юности, когда жадный до красоты чуждых языков великий престидижитатор за два года перечитал всю классическую литературу того времени и принялся за творения сказителей и менестрелей.

– Вот так! – молвил витязь, натянув на макушку застывшего заведующего отделом Универсальных Превращений войлочный колпак, и одобрительно кивнул: – Хорош парок!
– Прекрасен...
Прекрасен, конечно, был не пар, нет, прекрасен был сам Модест – блеском мокрой молочной кожи, шириной пудовых плеч и силой здорового мужчины, достигшего жизненного пика.
– Что это у вас? – еле слышно выговорил великий магистр и осторожно, двумя пальцами дотронулся до багрового кровоподтека на боку Модеста Матвеевича. Зам по хозяйственной части попытался склонить голову и рассмотреть место ушиба, но из-за короткой шеи и обширности камноедовского живота маневр провалился.
– Пустяки, товарищ Жиакомо.
Прикосновения смягчали саднящую боль в боку, и Модест Матвеевич подумал, что в корпусе надо будет приложить к болячке бутылку с речной водой, но тут вспомнил про то, что времени у них мало, и призвал впавшего в научные размышления товарища Жиакомо к порядку.
– Ложитесь-ка на лавку, я вас веничком обработаю.
– Лечь, – Жиан чувствовал себя грешником, по ошибке очутившемся в раю, где его бренную душу спасает по меньшей мере сам святой Петр, – как вам удобно, товарищ Камноедов?
Скала белого мрамора дрогнула, наклонилась, и Жиан подался вперед, к грифельно-серым глазам и твердому рту, казалось вырезанному древним искусником.
– Прекратите, товарищ Жиакомо! – поморщившись, велел Модест Матвеевич.
Жиан вздрогнул и с ужасом обнаружил, что нежно гладит тугой и горячий бок сказочного воителя.
– Здесь вам не тут! Опять о работе задумались? Товарищ Невструев лично распорядились заставить вас отдыхать, так сказать. Сменить писанину на физический труд!
– Вы так... великодушны.
– Простыню сымайте, и на живот, – скомандовал завладевший вниманием аудитории Модест, – заживет царапина, не обращайте внимания. Ну?
Голова Жиана слегка кружилась, он размотал простыню, стараясь не демонстрировать начавший подрагивать член, и послушно растянулся на лавке.
И ничего не чувствовал. Кожа горела огнем сама по себе, и ему казалось, что он дымится, а Модест Матвеевич вспыхнет, если прикоснется к его телу голой ладонью. У Жиана перехватило дыхание, и он почувствовал сводящее с ума желание повернуть голову, посмотреть, убедиться, что с ним, с этим громадным человеком, все в порядке, коснуться гладкого и прохладного живота; он почему-то был уверен, что даже в духоте парилки тело Модеста живительно, а ему так жарко... Зря он подумал про тело и про близость. Его собственный организм бушевал, жаждал иных прикосновений, в висках стучали кастаньеты, пах болезненно пульсировал. Жиан с трудом поднял голову.
– Уважаю баню. Милое дело, веничком да по филею, – прогремело сверху, – любую усталость снимает.
В глазах Жиакомо закружились черные мухи, а за ними прямо на уровне лица великого магистра из золотой проволоки выступил бежевый, скульптурно слепленный фаллос. Мухи вспыхнули, и Жиан как во сне услышал глас извне «Позвольте, товарищ Жиакомо, зачем под лавку?», и мир выключился.
*

 Отправлено: 23.05.07 23:48. Заголовок: Re:

 Отправлено: 23.05.07 23:56. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Спасибо огромное!
Очень вовремя.
Немного бальзама на травмированное спойлерами к ПКМ-3 сердце...

Получаю от перечитывания удовольствие. Воть.

 Отправлено: 24.05.07 00:07. Заголовок: Re:

В полном восторге, это просто экстаз!
Скопировала последн й кусочек, буду читать! Уже заранее хочется продолжения!

Очень переживаю за Жиана – сколько он намучается, пока Модест до чего-то дозреет сознательного!

Вообще, складывается впечатление, что все всё понимают, кроме Модеста и Привалова – даже Витька в курсе.

…Видится ещё Хунта/Жиан (так бы хотелось хоть пару зарисовок из их славного прошлого…), мне-то кажется, у Хунты пошла реакция по типу «Любви может не быть, а ревность вдруг может быть». Может, его бесит, что Жиан был когда-то с ним, а теперь бегает за Модестом, ставя его косвенно в один ряд с Хунтой? Да и вообще, уж больно он упорно отрицает, что у него что-то к Жиану есть!

 Отправлено: 24.05.07 00:12. Заголовок: Re:

Мой Бог, в такой момент прерывать текст.
Ааааа...

Модест все привлекательнее и привлекательнее становится. Хулиган.

 Отправлено: 24.05.07 01:16. Заголовок: Re:

Regis пишет:

цитата:

Вообще, складывается впечатление, что все всё понимают, кроме Модеста и Привалова – даже Витька в курсе.

ППКС! Совершенно верно! Все всё поняли, а эти... ну Модест оно конечно да, но Привалов... забавно.

Карбони & XSha
Господа авторы, спасибо вам огроменное за продолжение, но НАФИГ на самом интересном месте прерывать!

*все, они мне ночью приснятся*
Кстати, вы с фиком до такого довели человека, что я сегодня коллегам на кафедре расписывала красочность персонажей в ПНвС, и тэ дэ и тэ пэ.
Из головы эти товарищи нейдут. Совсем.
Эхх, некоторые у нас уже начали слэш читать*подсунутый мной, ессно*, по другим вещам, но все же. Но вот после ЭТОГО *если ваш покорный слуга выживет* будут читать еще больше!

Но конечно, , СПАСИБО и трясемся ждем продолжения!

 Отправлено: 24.05.07 07:55. Заголовок: Re:

*хорошо, но мало*

Авторы, СПАСИБО!!!
( а дальше? пожалуйста? )

 Отправлено: 24.05.07 11:37. Заголовок: Re:

yisandra спасибо за ваш отзыв))))))
Да уж... сложны хитросплетения человечексих отношений...
Но не волнуйтесь! Всё выяснится, всё станет понятным...куда ж они денутся с подводной лодки

------
Regis пишет:

цитата:

Модест все привлекательнее и привлекательнее становится. Хулиган

Regis это радует

-----
shiro пишет:

цитата:

Кстати, вы с фиком до такого довели человека, что я сегодня коллегам на кафедре расписывала красочность персонажей в ПНвС, и тэ дэ и тэ пэ. Из головы эти товарищи нейдут. Совсем. Эхх, некоторые у нас уже начали слэш читать*подсунутый мной, ессно*, по другим вещам, но все же. Но вот после ЭТОГО *если ваш покорный слуга выживет* будут читать еще больше!

shiro ооооо!!! это потрясающе!
Мы рады несказанно!!! Спасибо!!!

-----
Алита мы очень рады, что вам нравится! Спасибо!))))
Постараемся не затягивать)))

 Отправлено: 24.05.07 11:59. Заголовок: Re:

Авторы! Вы - замечательные авторы, и фик ваш замечательный, и вообще спасибо вам огромное за такую радость! =) Написано просто потрясающе, увлекательно - не оторваться, и до чего похоже по стилю на "Понедельник" (что несказанно радует)!
С нетерпением жду продолжения.

 Отправлено: 24.05.07 11:59. Заголовок: Re:

+1
в смысле, авторы, я вас люблю!
спасибо за фик.

 Отправлено: 24.05.07 13:07. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Жиан такой дико очарованный Модестом... Любовь буквально в разгаре...
Вот он видит его былинным красавцем-богатырем. И тут же показывается объективно, что...
Карбони & XSha пишет:

цитата:

Зам по хозяйственной части попытался склонить голову и рассмотреть место ушиба, но из-за короткой шеи и обширности камноедовского живота маневр провалился.

В общем как бы это сказать... Мне так ужасно нравится эта вот очарованность... Романтика такая... Правдивая...

Ну, юмор конечно вообще рулит...

Авторлар - генийлар...

 Отправлено: 24.05.07 13:42. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Ваш дуэт как авторов был для меня весьма неожиданным, но от этого не менее интересным. Признаться, я не могла представить себе, как может переплестись склонность XSha к драме и хорошая, я бы сказала качественная :), флаффность Карбони. Оказалось, могут и результат получается весьма и весьма интересным.
Теперь мне хотелось бы сказать о самом фике.
Во-первых, меня радует выбор фандома, поскольку про Понедельник пишут мало (навскидку могу вспомнить только работы самой Карбони и еще зарисовки Сант-Ольги), а Кристобаль Хозеевич, да и другие герои этого романа…
Мне кажется, что выслать героев за пределы Института – это интересный ход. С одной стороны, правда, он снижает возможности использовать магические элементы и вообще обращаться к канону за «рабочими» образами, которые составляют очень важную часть канона (возможно из-за этого у некоторых читателей остается ощущение «неканоничности»), зато, с другой стороны, это дает возможность сосредоточиться на чувствах героев.
От главной пары, признаюсь, я до сих пор пребываю в эстетическом шоке. Ну, не слэшится у меня в мозгах человек-гора )))
Но стоит похвалить несомненное мастерство авторов, которые смогли написать в общем-то не очень привлекательного канонического героя – Модеста Матвеевича – так, что многие читатели в него влюбились. Вы придумали ему очень интересную биографию. Которая восходит аж к русским былинам, вы смогли рассмотреть, что за протокольным языком и бюрократическими фразами очень заботливого, в сущности человека. А сцена «Кристобаль Хозеевич распинается о делах давно минувших дней и не замечает плачевного состояния Жиакомо и его просьб о помощи» сразу позволяет понять, почему же Жиакомо бросил такого блестящего, казалось бы, человека, как товарищ Хунта. Но Хунта. Я уверена в одиночестве тоже не останется (в этом меня убеждает ник одного из авторов ).
Желаю вам творческих успехов и ожидаю продолжения. Вот в таком вот аспекте.

 Отправлено: 24.05.07 13:50. Заголовок: Re:

Снарк пишет:

цитата:

Но стоит похвалить несомненное мастерство авторов, которые смогли написать в общем-то не очень привлекательного канонического героя – Модеста Матвеевича – так, что многие читатели в него влюбились. Вы придумали ему очень интересную биографию. Которая восходит аж к русским былинам, вы смогли рассмотреть, что за протокольным языком и бюрократическими фразами очень заботливого, в сущности человека.

Полностью поддерживаю!

Кстати, цитирование изречений Модеста Матвеевича реально повышает "понимание сути вопроса" во "вверенном коллективе". Во избежание.

 Отправлено: 24.05.07 14:55. Заголовок: Re:

XSha, я хочу еще сказать "респект" за кастинг героев. Все для меня "попали" кроме Саши Привалова - я его другим вижу, посимпатичнее и поулыбчивее
Но, наверное, для такого расклада в фике нужен был именно такой герой. И на слэшевой шахматной досве вы надежно закрыли его "ладьей"-невестой

 Отправлено: 24.05.07 16:00. Заголовок: Re:

Крокодяка большое спасибо за отзыв!!!

----

helen267 спасибо!!

----

Regis пишет:

цитата:

В общем как бы это сказать... Мне так ужасно нравится эта вот очарованность... Романтика такая... Правдивая...

Regis как приятно, что вы это отмечаете! Мы старались

----

Снарк пишет:

цитата:

Ваш дуэт как авторов был для меня весьма неожиданным, но от этого не менее интересным.

Ну, так нам сам бог велел, как грицца! ;-) Сама судьба нас подвела к этому союзу))))))

цитата:

С одной стороны, правда, он снижает возможности использовать магические элементы и вообще обращаться к канону за «рабочими» образами, которые составляют очень важную часть канона (возможно из-за этого у некоторых читателей остается ощущение «неканоничности»), зато, с другой стороны, это дает возможность сосредоточиться на чувствах героев.

Ну.... положим, упрек в "неканоничности" мы получили единожды и не восприняли его всерьез т.к. нам кажется, что с одной стороны практическая магия далеко не основа в каноне (с философской т.з.), а с другой стороны нам кажется, что магия у нас в тексте наличествует, пусть и не в том практическом виде, какой обнаруживается на поверхности. :))))
Да, согласны с тем, что место действия фика скорее дало нам возможность раскрыть ту тему, на которую нам хотелось побеседовать с читателем - жизнь - во всем ее богатстве вкуса и цвета, если можно так выразиться ;-))))))

цитата:

От главной пары, признаюсь, я до сих пор пребываю в эстетическом шоке. Ну, не слэшится у меня в мозгах человек-гора )))

Мы надемся, что наши читатели смогут взглянуть на Модеста Матвеевича глазами Жиана Жеромовича ;))))))

цитата:

Но стоит похвалить несомненное мастерство авторов, которые смогли написать в общем-то не очень привлекательного канонического героя – Модеста Матвеевича – так, что многие читатели в него влюбились.

Мы думаем, что дело не только в мастерстве авторов, а скорее в том, что у медали всегда две стороны, плюс ребро, и если канон в случае с Модестом дал нам зацепки разглядеть эти стороны, то мы рады поделиться ими с читателем:) то же самое можем сказать и про других персонажей:)

Снарк большущее спасибо за такой большой и интересный отзыв!

 Отправлено: 24.05.07 16:03. Заголовок: Re:

Снарк пишет:

цитата:

XSha, я хочу еще сказать "респект" за кастинг героев. Все для меня "попали" кроме Саши Привалова - я его другим вижу, посимпатичнее и поулыбчивее

Снарк спасибо!
Только должна сразу подчеркнуть, что кастинг проводился нами обеими :))))
Техническое исполнение - я одна, а вот идеи и сбор материала - вдвоем))))
XSha

 Отправлено: 24.05.07 16:13. Заголовок: Re:

Уважаемые авторы, вы великолепны!( ну вот, я, кажется, начинаю повторяться ) Очень радует Жиан - такой вежливый и корректный, но от маленькой мести: подсунуть Хунте 2-х тузов на мизере не удержался ( кстати, я очень ошибусь, если предположу, что кто-то из авторов сам играет в преферанс?)
Хунту надо помучить!!! долго и качественно, хотя бы за то, что он не уважает чувства Жиакомо!

 Отправлено: 24.05.07 20:48. Заголовок: Re:

Спасибо, что не мучаете читателей долгим ожиданием и подкидываете на дозу :)
Уже перечитала два раза отрывочек, восхитилась обличительными речами (две шт.) тов.Жиакомо.Связно все еще не выражаюсь, но восторгов куча, попытаюсь завтра на работе осмыслить кое-что. А то мне во сне уже товарищи Ойра-ойра с Амперном снятся и многозначительно умалчивают про историю с Одихмантьевым. Чую, авторы еще удивят народ. :)
Принимаю от вас любой пейринг :)
Главный - особенно, просто заворожена.
Интересно, что задумали на Привалова. Вот кто должен будет единорогов то отлавливать, если вы его к том времени не испортите. ;)
Оффтоп: Кстасти, пока читала, оба раза споткнулась на описании цвета фаллоса. Вы уверены, что должен быть именно бежевый?

 Отправлено: 24.05.07 21:23. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Не могу оторваться. Получаю кучу удовольствия. Правда, боюсь, это чревато, потому что буквально через неделю защищаю курсовую по ПНВС, как бы не запутаться... в отсутствии пейрингов =)
Идея действительно интересная. Не могу отделаться от мысли, как выглядело бы НИИЧАВО после перестройки. Представляется нечто болезненно-неестественное. Хотя было бы то же - время без понедельников)
И да. Спасибо. Очень уж у вас уютно получилось.=)
Оффтоп: А почему Выбегалла, а не Выбегалло? Это специально?

 Отправлено: 24.05.07 23:10. Заголовок: Re:

Карбони & XSha
Не мучайте население, дайте нам продолжение!

А у Корнеева к Жиакомо точно ничего кроме уважения?

 Отправлено: 24.05.07 23:14. Заголовок: Re:

*хлопая в ладоши*
Ура, продолжение!!!
Обожаю ваш фик! )))))))))))

 Отправлено: 24.05.07 23:16. Заголовок: Re:

yisandra
Вон, посмотрите сколько на рекламном плакате товарища Демина. На размышления не наводит по поводу парочки для Великого инквизитора?

 Отправлено: 24.05.07 23:24. Заголовок: Re:

Снарк
Да у меня и сомнений нет. Демин с Хунтой просто созданы друг для друга, это совершенно очевидно. Только страсти у них, я боюсь, будут уж больно разрушительны

 Отправлено: 24.05.07 23:50. Заголовок: Re:

Валет Спасибо большое! Сколько бы вы не говорили, слушать все равно приятно:) Да, один из авторов играет в преферанс, более того в своей игроцкой жизни не только получал в прикупе двух тузов на мизере, но и давал партнеру

Чувства Хунта уважает. Он объект чувств не уважает)))

Келли Тек Спасибо большое! Очень рады, что вам нравится, а на работе подумайте, конечно, нам интересно:)
А про цвет фаллоса...персиковый и розовый как-то не солидно, а через завесу пара какой только цвет не привидится. Если учесть, что авторы - дамы замужние, то, что имеем, то и описываем)))

Megalomania Спасибо большое! Удачи вам с курсовой. Надеемся, все таки вы соберетесь и не станете убеждать комиссию в возможном пейринге Выбеналло/Питомник/Проницательный))))

А НИИЧАВО...думаю, вряд ли бы, в магическом институте что-то поменялось))) Мухи отдельно - котлеты отдельно.

yisandra Мы не мучаем. Мы стараемся. Но, сами понимаете, живем не на облаке

undel Спасибо, нам очень-очень приятно!!!

А спойлеров не будет Уж, извините все

 Отправлено: 24.05.07 23:51. Заголовок: Re:

yisandra пишет:

цитата:

Только страсти у них, я боюсь, будут уж больно разрушительны

yisandra

Зато у них есть эти страсти ))) У них больше взаимное чувство )))) И от ненависти до любви тоже бывает близко (дружно вспоминаем фикшн по ГП).
Так что Хунта/Демин - ОТП