|
Отправлено: 04.11.07 02:03. Заголовок: Любить тебя – грех… ..
Любить тебя – грех… Забытый душ обжигал ставшей невыносимой – для пылающей кожи – водой… Клубы пара оседали плотной пеленой на стеклянной двери, и где-то на самом краю сознания мелькнула мысль, что это даже и не плохо… Лопатки упирались в скользкий – и слишком холодный для пылающей кожи – кафель, и вырваться было невозможно, потому что в кафель его втиснул Клауд, Клауд, который наконец-то потерял свою сдержанность, который прижал к стенке и душа и целовал, целовал, целовал… … кажется, он, Кададжи, все-таки победил. Два месяца… Два долгих, бесконечно долгих месяца с того дня, как он впервые поцеловал своего Nii-san. Нет, он и до этого подозревал, что что-то к нему чувствует, но потом – когда понял… И – два месяца намеков и непонимания, настойчивости и ускользания, осторожных объятий… на которые Клауд ни разу не ответил. За эти месяцы… Ему часто говорили, что он красив… и явно намекали на что-то большее. И, наверное, он мог бы себе найти кого-нибудь… Но – угораздило же его выбрать Клауда. Никого иного он терпеть рядом не собирался. Зато сейчас, когда он задыхался от жадных прикосновений, когда возбужденное тело недвусмысленно прижималось к его бедрам, когда низкое рычание обжигало ухо и вызывало дрожь в каждой мышце тела – Кададжи понял, что ждал именно этого. И что не зря – ждал. Дразня и капризничая, провоцируя и демонстративно обижаясь… И он победил… – Ты действительно хочешь… – сквозь низкий стон пробормотал Клауд, и Кададжи потерял дар речи… как его Старший брат может спрашивать такое?! А если он все же передумает? Ну уж нет!! Он медленно, напоказ облизнулся, языком увлажняя чувствительную верхнюю губу. Потом подумал – и поделал то же самое… правда уже с губой Клауда. Тот отреагировал моментально, запустив пальцы в волосы, притягивая за затылок, захватывая губы в плен, проникая меж них языком… тут Кададжи, имевший до сегодняшнего опыт лишь одного поцелуя, сдался на милость более опытного брата. Тот явно знал, что делать. Сильная рука сжала бедро, скользнула выше и за спину, потом спустилась на ягодицы, медленно сжимая, и стон разлетелся по душевой… Кададжи так и не понял, кто из них стонал. Да это и не имело значения… Да и что имело значение – теперь, когда Клауд стоял так близко и смотрел в лицо потемневшими глазами? – Сойдет за ответ? – пробормотал Кададжи, снова облизываясь, губы вспухли и стали уже невыносимо чувствительными, и собственный язык заставлял дрожать… И Клауд рассмеялся, низко, хрипло, сильнее и сильнее прижимаясь, и этого – как ни странно – все равно оставалось мало. – Чего именно ты хочешь? – шепнул Клауд на ухо, и ответа на это не было… По крайней мере – пока жесткая ладонь не прошлась по внутренней стороне его бедра, заставляя нервно всхлипывать, заставляя умолять… – Чего именно ты хочешь? – раздался тот же вопрос… – Всего, – выдохнул Кададжи в ответ, обхватив руками гибкое тело. – Тебя… тебя. Всего… Высвободил одну руку, провел ею между их прижавшимися телами, осторожно обнял пальцами твердый влажный член Клауда. Тот тихо выругался – шипя как разгневанная рысь. – Не… не надо… – Кададжи не поверил этим словам и попробовал ласкать пульсирующую плоть, – Кададжи, хватит! Руки шинентай оказались прижаты к кафелю, а губы Клауда целовали шею, оставляли метки на груди… Кададжи высвободился и сам попробовал целовать это великолепное тело, что так откровенно прижималось… Горло, грудь, ровные кубики крепкого пресса… Клауд выдохнул и застонал, в пронзительных глазах – не то еще синих, не то совсем почерневших – плескалось желание, и юноша почти не колебался, обхватывая губами горячую плоть… и задохнувшийся вскрик был наградой. *** Губы Кададжи были восхитительно нежными и горячими, и пришлось заставлять самого себя оттолкнуть… а потом пришлось ледяной струей окатить возбужденного клона. И удержаться, не броситься обнимать, не прижать к себе такого растерянно-взъерошенного и возмущенного… И все равно – уйти не удалось. – Никуда не отпущу! – поставил в известность тихий шепот на ухо, и от этих слов, от обвившихся рук, потеплела не только кожа. – Ты меня не бросишь… И что сказать ему на это? И что сказать – себе? «Я убил тебя и твоих братьев… и Сефирота – тоже…» «Ты можешь стать таким же, как Сефирот, и мне вновь придется…» «Я не имею права…» Что сказать, если все это – правда, но эта правда не останавливает ни пожар в крови, ни головокружение от поцелуев, ни собственное желание, ни… – Мы не можем… – что значат слова, когда руки уже притягивают в объятия самое безупречное тело на планете, когда пальцы вплетаются в серебристые пряди… – мы не можем… Кададжи, Кададжи… Самый красивый – даже в разгар схватки, когда лезвия Соубы закрывают остальной мир… Самый чувственный – даже когда он просто ест, обхватывая губами зубчики вилки… Самый желанный – даже когда его целый час будишь, заставляя встать, и сам себе запрещаешь смотреть на его дымчатые со сна глаза, на растрепанные волосы, на смятые простыни… – С чего это не можем? – и тихим словам было так легко верить… – Тебе же понравилось, тебе понравилось, ты не сдержался… и не сдерживайся… Тихий смех и горячее тело, сильные руки и соленая кожа, и ему это нравилось… и Клауд даже понимал, что нет таких слов, которые смогут его остановить… и в собственном голосе он отчетливо расслышал несдерживаемое желание. И Кададжи – любимый хищник – тоже расслышал его… Короткие полотенца – ровно до того момента, пока они не добрались до спальни. Найденный в ящике стола крем – и мимолетная мысль на тему, давно ли Кададжи его нашел… Лучащиеся доверием глаза – и прошедшие сквозь сознание слова, что Кададжи ему доверяет, что верит… И влажные ладони, скользящие по возбужденной плоти, упругие ягодицы, сжимающиеся от прикосновений, неровный шепот, прерываемый вскриками… … и надо бы добраться до кровати – пока еще есть силы хоть на что-то… На кровать они просто рухнули – и непонятно как Кададжи успел извернуться, обхватить его ногами за талию, выгнуться, срывая остатки контроля… Нет, он же доверяет… верит, что Клауд не причинит боли… – Лежи! И – о чудо! – Кададжи не стал спорить, выпустил из объятий. Нервно облизнулся, залился краской – когда Клауд широко развел стройные ноги клона, жадно разглядывая открывшуюся картину. Кивнул – в ответ на вопрошающий взгляд, и покраснел еще сильнее. Все-таки одно дело – знать, что его братья этим занимались, и совсем другое – беспомощно лежать, плавясь от осторожных прикосновений. Крем на пальцы, крем возле тесного, сжатого входа, массирующие касания, осторожное проникновение… Кажется, Клауд мог кончить прямо так – от бархатистой влажности, от затаившегося дыхания, от изогнувшегося в его руках тела, от вида капель пота на бледной коже, от потока бессвязных звуков, срывающихся с искусанных губ… Второй палец – и первый всхлип, и простынь комкается в пальцах шинентай, когда ладонь Клауда накрывает возбужденный член юноши, и протестующий шепот сменяется чем-то совсем уж непонятным. Расслабляющиеся мышцы вокруг его пальцев, и все равно кольцо входа еще слишком, слишком тесное, и приходится медленно и осторожно разминать его пальцами. А мысль, что он первый мужчина, которому Кададжи позволяет подобное, пьянила не хуже спирта. Не первый. Единственный. И никто больше не посмеет… не отдам… – Да, – прошептал Кададжи… не то услышав его мысли, не то просто… Клауд лишь улыбнулся в ответ – мой! И добавил третий палец. *** Это было странно – ощущать эти пальцы изнутри, это было так много, это было больно, и это было приятно. Странно и приятно, а еще Кададжи пытался держать себя в руках и не толкаться слишком уж в эту настойчивую ладонь, ласкающую его возбужденный член – и удерживающую на самом краю. А потом Клауд провел пальцем по самой головке, и мыслей в голове не осталось, и он, кажется, только что-то не то стонал, не то кричал… А потом исчезли длинные пальцы, растягивающие его изнутри, и стало просто пусто… он даже не знал, что бывает – так. – Nii-san, – еле расслышал он собственный всхлип, но Клауд – он тоже услышал, и губы Старшего брата скользнули по его – оказывается, пересохшим – губам. Осторожное надавливание, осторожное, но сильное, растягивающее, и стон Клауда, отдающийся в груди… Йазу говорил, что первый раз – это будет больно, но он ошибался, было просто… стало просто спокойно. Все так, как должно быть, и растягивающее проникновение – это, то что ему нужно, нет… что нужно им. Ему и его Nii-san. Медленное скольжение, и влажные ткани расступаются, обнимая твердую и горячую плоть… такое медленное скольжение… невыносимо медленное. В какой-то миг Кададжи не выдержал, толкнулся навстречу, вскрикнул – и Клауд моментально отодвинулся, оставляя ждущим и пустым. – Старший брат, – попытался сказать шинентай, но получился негромкий всхлип. Теплые сильные руки потянули его вверх, и Кададжи обнаружил, что сидит у Клауда на коленях, а пульсирующий и влажный член солджера снова проникает внутрь… А еще рядом оказался сильный, властный рот, который можно было целовать, целовать, целовать, задыхаясь от проникновения крупной плоти между ног, от проникновения языка между губ… Неужели Клауд так долго удерживал его – от такого? Сильный толчок – когда Клауд все же потерял терпение… наверное, так же, как и он сам минуту назад. Сильный толчок – и горячий член оказывается глубоко внутри, так глубоко, что дыхание перехватывает, а от мыслей не остается и следа. Сильный толчок – и Кададжи растерянно кричит, изогнувшись, извиваясь в руках, прижимаясь крепче, желая, чтобы Клауд еще раз сделал так, задел ту точку, от которой по всему телу бегут маленькие молнии. Сильный толчок… и еще… и еще… Наверное, они сошли с ума. На языке была кровь от прокушенной губы, и Кададжи смутно понимал, что это он прокусил губу Клауду. Руки прижимали его так, что становилось трудно дышать, но отодвинуться хоть на чуть-чуть было бы еще труднее. Бедра любимого жестко, резко толкались вперед, до боли и до криков раскрывая, захватывая… кажется, Клауд пытался войти еще и еще глубже, и, кажется, этого все равно было мало, мало, слишком мало. Хотелось еще, еще и еще, хотелось слиться с этим сильным телом, хотелось поделиться с ним наслаждением от ослепляющих молний, хотелось… И белоснежное море приняло его, когда наслаждение стало невыносимым… Белоснежное море, в котором тонешь, тонешь и тонешь и ничего не боишься, потому что тебя держат руки того, кому ты доверишь жизнь… А потом Клауд снова его поцеловал – на этот раз мягко и осторожно, и так же – мягко и осторожно – он вышел из разгоряченного тела шинентай. Кададжи сжал ягодицы, ощущая, как между ног потекла влага – значит, Клауд тоже… Сильные руки, не давшие потеряться в белизне, обнимали его, согревали, успокаивали. Кададжи сонно улыбнулся на встревоженный вопрос своего Nii-san и молча уткнулся в гладкую накачанную грудь. Сердце солджера колотилось так отчаянно, так… Кададжи снова улыбнулся и задумался, повторят ли они это снова? Да конечно повторят! Клауд больше не сможет его так долго мучить! Конец
|