|
Отправлено: 18.10.07 04:25. Заголовок: Re:
* * * Мэтт давно потерял счет времени. Наверное, это громче всего кричало – здесь неправильно вообще все – если даже безотказный внутренний хронометр дал сбой и пошел то ли по кругу, то ли с какой-то новой нелинейной скоростью. Хаотично меняющейся с каждым часом. С каждым сдавленным всхлипом в подушку. Он понятия не имел, сколько должно быть внутри… чего-то такого – он не знал, чего именно – чтобы плакать так долго. Тихо, безостановочно, сжавшись в комок, спрятав лицо и почти не вздрагивая – Рик лежал так, кажется, целую вечность, и от разъедающей, тошнотворной беспомощности хотелось то ли взвыть, то ли расшибить стену, вызвериться на назойливо снующих где-то неподалеку людей – что угодно, Мерлин. Что угодно, лишь бы он успокоился. Мэтт и сам не подозревал, как глубоко успела въесться в кровь привычка воспринимать любое сильное переживание Ричарда как опасность. Реагировать, включаться немедленно, отвлекая, вытаскивая наружу из его хаоса. Дома это помогало, но здесь… Он помнил мрачный, какой-то загнанный взгляд Рика – в первые же минуты, как только они перешагнули через кладку камина. Его глухое молчание, прерывающееся лихорадочным, сбивчивым шепотом – уже в комнате – о ребятах из школы, о матери, о давно забытых старых спорах и стычках. Все вперемешку, словно в голове малыша наконец-то прорвалось что-то, что с трудом разделяло раньше по полкам и планкам понятия, события, личности, а теперь все смешалось в один безграничный поток Сам Мэтт не чувствовал ничего – если не считать раздражения, злости и едва не сводящей с ума горькой, бессильной нежности. Целуя затылок Рика, обнимая чуть вздрагивающие плечи, прижимая к себе и укачивая, бормоча чушь, в которую не вслушивался и сам, он был близок к тому, чтобы начать проклинать их – людей, ради которых можно… вот так. Чужих и ему, и Рику, ошивающихся где-то неподалеку и едва сдерживающих праздное любопытство, живущих в этом забытом Мерлином месте, бродящих по улицам. Людей, которые никогда не поймут, что здесь происходит. Что такое – маги, которых «всего лишь» попросили умереть во имя всеобщего порядка и безопасности. Людей, которые даже благодарить не приучены, если не понимают, что именно для них только что сделали… Рик всхлипнул – и затих. Бесконечно долгая секунда, когда отчаянно хотелось поверить, что он, наконец, задремал. Его мальчик, лучистое солнышко, вечно мечущееся в собственном хаосе – никто не мог быть таким близким, важным, и при этом – таким бесповоротно далеким и непонятным, как Рик. Свалившееся им на головы счастье, обернувшееся вечной иллюзией. Больше всего изматывало то, что Мэтт даже не понимал – ему больно? Страшно, одиноко, тоскливо – что с ним происходит, вообще? Рик не реагировал на попытки его разговорить, а успокоиться самому и почувствовать мешала тут же подступающая волнами злость. Не надо было мне ехать сюда, мрачно подумал Мэтт, утыкаясь лбом в острое плечо, сжимая и поглаживая его. Отпускать Тима – тоже не выход, не в их теперешней ситуации, третьего дано не было, и кому есть дело до того, что иначе Рик рванулся бы в одиночку? Что бы там мисс Панси ни говорила о вероятностях и возможностях – он, здесь, без нас… я еще не сошел с ума. Этот мир проклят достаточно, чтобы даже не сомневаться – у малыша будут еще сотни, тысячи шансов узнать, вытянет ли он, варясь в безумии миллионов существ совсем один. А я поседею уже после сегодняшнего, пришла следом горькая мысль. Буду, как Гарри Поттер. Он тоже, вроде как… в том же возрасте… Рик коротко вздрогнул, тонкие пальцы впились в край подушки – Мэтт машинально накрыл их ладонью, привычно вслушиваясь. Привычно ловя себя на бессильной, тупой неуверенности – с чего ты взял, что слышишь именно его, а не снова свои проекции? За последние недели они с Тимом узнали о проекциях столько, что от одного напоминания сводило зубы. А еще – от стыда. За все, что они оба вытворяли с попавшим к ним в руки мальчишкой, раз за разом выкручивая ему руки и заставляя превращаться в объединяющую их игрушку. Пальцы под ладонью – почти ледяные, подрагивающие. Как чужие – узловатые, грубоватые, с обкусанными ногтями. Мэтт вдруг понял, что никогда еще не видел руки Ричарда… вот такими. Да и вообще… кажется… Не сводя напряженного взгляда с обтянутой темной тканью футболки спины, он медленно выпрямился и сел. Перед ним, подтянув колени к груди, лежал худой долговязый парень – светлые волосы, сбившиеся в жесткие пряди, острые локти и выпирающие лопатки, едва слышное сквозь глухие всхлипы тяжелое дыхание. Мэтт невпопад вспомнил, что, если верить цифрам, которым не верить нельзя, то Рик действительно старше Тима. А еще – что однажды, когда Ричард кричал в их лица кое-что нелицеприятное, пытаясь вырваться из крепкой хватки и вылететь через только что захлопнувшуюся за Натаном дверь, почему-то неприятно резануло по глазам, что они почти одного роста. Что, если Рик выпрямится и перестанет глотать слезы, то, наверное, назвать его малышом не повернется язык. Я совершенно не знаю его, сам пугаясь и открывшейся картины, и того, что из нее необратимо следовало, тупо подумал Мэтт. Прожил с ним не один месяц, но совершенно его не знаю. Мы оба. Я никогда и не видел… его. Кроме одного случая, когда вообще ни черта не видел, только что-то почувствовал сквозь толщу страха, пока пресс струящейся из глаз Ричи исполинской силы вдавливал меня в стену, сминая в лепешку, а его губы, кривясь и ухмыляясь, спрашивали, чего я стою, если трачу столько сил на то, чтобы служить бессмыслице. Весь смысл которой – быть ширмой между мной и тем, чего я боюсь. Рик беспокойно зашевелился – едва заметно и как будто потерянно. Сознание привычно зафиксировало перемену, ладонь снова легла на бедро – точно, физический контакт, я идиот, мысленно отвесил себе подзатыльник Мэтт. Я думал, что перестал бояться, когда привел тебя к нам. Когда старался быть честным и ничего не скрывать, говорить все, что чувствую, делать все, что хочу. Разве честность – не в этом? У нас просто крышу снесло от тебя, у обоих, видимо, я еще и за двоих посвящение отстрадал – Тим ничем не лучше меня. Так же радостно прятался в кипах пергаментов, мы оба прятались, надеялись обмануть… знать бы еще, кого. Выстроить и пройти путь мага по букве закона, по форме, обогнув суть по кривой. Может, поэтому у всех вокруг воспитанники такие простые, и только у нас – хамелеон, которого захочешь – все равно не поймешь, он тебе очередную проекцию твоих же желаний вместо себя снова подсунет… а ты и этого не поймешь. И не любить его тоже не сможешь… Невозможно любить того, кого не знаешь, - всплыли в голове полузабытые слова учителя. Любовь невозможна без знания, без понимания. Без контакта душ… который, кстати, стихия предоставляет особо калечным самостоятельно, объединяя наставника с будущей куколкой, давая попробовать ее на вкус – целиком, сразу, полностью, без оговорок и искажений восприятия. И только такой ублюдок, как я, мог нарваться на подобное. Получить все, включая костыль инициации, и все равно не понять ничего. Я ведь даже не знаю, чего ты хочешь, Ричи. Какой ты. Почему ты здесь, вообще. Что я люблю тогда, Рик? Если верю, что ты можешь выглядеть, как угодно, и это ничего не изменит – я почти привык, что ты постоянно меняешься, привык не верить ни одной твой просьбе, ни одному зову. Закрываться по максимуму, отстраняться, молчать и не трогать, пусть даже я с ума от беспокойства схожу, глядя на то, что ты вытворяешь. Я-то – тоже здесь, Ричи. Рядом с тобой. Только потому, что ты сказал – это правильно для тебя, это то, что тебе нужно зачем-то. Никогда мне не понять, для чего и зачем, почему – ты, вообще. Наверное, я поэтому ничего и не чувствую. Ничего из того, что заставляет тебя беспомощно плакать сейчас, а меня – сидеть рядом и медленно исходить на нет от собственной беспомощности. Ладонь скользнула вверх, прошлась по напряженной спине – Мерлин, мышцы только в узел не скручены, это ж больно! – надавила точками, вынуждая дрогнуть и ахнуть, на секунду расслабившись. - Да… - болезненно простонал Рик, выгибаясь. – Еще. И будто прорвало невидимую плотину – захлестнуло с хлопком смыкающегося кокона над головами, как сто лет назад, первым же утром, когда этот мальчик проснулся и впервые посмотрел Мэтту в лицо, и оказалось – уже сидишь рядом и держишь его за руку, сжимаешь хрупкие пальцы, мучительно путаясь в словах, торопясь и пугаясь качающейся, теплой, принимающей бездны в его глазах. Пугаясь, что оступишься – и она тоже отступит. Мне все равно, какой ты, мелькнула бессвязная мысль, перемежаемая торопливыми поцелуями – в спину, в плечи – можешь быть кем угодно, нам все равно никогда тебя не понять. Рик тяжело дышал – заведя назад руку и вцепившись в волосы Мэтта, кусал губы, с силой притягивая к себе, по-прежнему напряженный, как натянутая струна, задыхающийся зверь перед прыжком, гибкий и сильный. Равный партнер вместо податливого малыша – от одной мысли о нем, таком, почему-то перехватывало дыхание. О том, что грубым и хищным Рик не был с ними ни разу. Запрокинул голову, беззвучно распахнув рот – Мэтт впился зубами в мочку уха, чувствуя, что еще секунда – и ему станет наплевать на торчащих у наблюдательного кристалла авроров, праздно ломающих голову, чем именно таким, как они, может помочь беспомощно плачущий на кровати гостиничного номера мальчик. Не то чтобы люди вообще хоть когда-то имели значение. Рик, извернувшись змеей, перекатился на спину – бездонные, черные глаза с расширившимися зрачками, жаркое дыхание - и выкрутился из футболки, Мэтт сгреб его в охапку и навалился, навис сверху, вглядываясь в едва знакомое лицо, пока нахальные нетерпеливые руки сдирали с обоих остатки одежды. - С ума сош… ммпф… Чертов мальчишка вскинулся, впился в губы, затыкая рот, заставляя замолкнуть, замолкнуть – всегда командовал, даже когда завороженно и мечтательно хлопал ресницами, позволяя нам думать, что мы, такие большие и сильные, защищаем тебя, заботимся о тебе… Всегда был ты, а не мы, Ричи – только заблуждались, мнили себя, две тупицы, ломали твое сознание, а ты даже в нем умудрялся… Сильные ноги обхватили бедра, Рик выгнулся, упираясь затылком и плечами в подушку, его почему-то трясло, и от хватки напряженных пальцев сводило мышцы. Мэтт не чувствовал боли. Он вообще, кажется, ничего не чувствовал – бездумные, безумные глаза Ричарда, распластавшегося сейчас сознанием по сотням тысяч других, человеческих, впервые распахнувшегося на стольких, что ловить желания того, кто рядом, уже не хватало сил, затягивали, как бездонный водоворот. Вышибали рассудок куда-то, где снова получалось – не думая. Вообще. Всхлипнул от боли, зло кусая губы – Мэтт остолбенел так, что едва не остановился – ты что, все это время… ни разу? Ты-то, со своими там… с кем ты там… Яростный рывок навстречу выбил остатки мыслей одним мощным ударом. То ли притягивающие, то ли отталкивающие руки. Громкие, глухие, гортанные стоны. Все равно – мое, с силой поднимая его голову за намотанные на кулак волосы, тяжело дыша, подумал Мэтт. Наше. Или мы – твои, Ричи, каким бы ты ни был, чем бы, к чертовой матери, ни занимался непонятно где и зачем. Даже если я никогда не пойму. Это неважно. Медленно целовать его губы, искусанные и припухшие, чувствуя, как дрожь гибкого тела затихает в твоих руках. Не давать ему отвернуться, держать с таким трудом пойманный контакт, держать, держать, потому что в нечеловечески почерневших глазах снова дрожит, наполняя, проявляясь, впечатываясь – оно. То самое. Мэтт впервые в жизни так ненавидел чужой дар – так отчетливо и беспощадно. Впервые внутри неуверенно шевельнулось что-то… такое… странное, чему не получалось подобрать слов и определений. Вычленить и зафиксировать – хотя бы. Ничего не получалось – только, задыхаясь, запоминать, нащупывая, потому что из этого уже что-то следовало, а завтра могло последовать еще большее. Понимать, не понимая, тоже можно, сам пугаясь собственных мыслей, подумал Мэтт. Рик хныкнул, бессознательно потянулся следом, не давая отодвинуться и встать. - Сейчас вернусь… - шепнуть, касаясь губами пылающей скулы. - Нет… - почти беззвучно пробормотал Ричард. – Тимми… - Точно, - коротко улыбнулся Мэтт. – Люблю, когда ты все понимаешь. Рика снова трясло, и на короткую секунду сомнение вернулось – не проще ли? Зато не отрываясь… Но теперь сомнению было что противопоставить. Пусть даже понятиями оно все равно упорно не обозначалось. Набросить одежду, сжать в ладони снова сведенные судорогой пальцы, коснуться губами – он опять задыхается, Мерлин. - Я быстро, Ричи. Пара минут всего. Что они будут для тебя, если я выйду отсюда? Если отпущу твою руку? Коридор, поворот, еще поворот, дверь, снова коридор, еще дверь – они что, правда думают, что маг может не услышать человека? Не найти его здесь. Примем за аксиому, что не думают – просто не умеют. Не обучались. - Мистер Уилсон?.. Слышу я твой страх, слышу. Хочешь, вежливо улыбнусь? Сделаю вид, что наблюдательный кристалл не заметил – ты же человек, тебе важнее, какой вид сделан. А не – что происходит на самом деле. Черкнуть два слова на пергаменте, протянуть, не глядя в глаза. Это правило – никогда не смотреть человеку в глаза. Чтобы не пугать – по мнению мисс Панси. Чтобы не поплохело от увиденного – по мнению самого Мэтта. - Мне нужен этот маг, срочно. Непонимающий взгляд. Я вежлив, вообще-то. Не понимаешь? Я очень вежлив – мог бы и прямо оттуда, из комнаты, внушить, смять тебе мозг в кашу, и ты бы помчался к камину мгновенно. Но мы, кажется, здесь сотрудничаем, а не наводим свои порядки, поэтому – я пришел и прошу. Сам еще толком не понимаю, почему именно… - У вас три варианта, - главное – не сорваться на внушающий тон. – Отправить сову прямо ему, попытаться связаться с Министром Кингсли и сунуться в Уоткинс-Холл самолично. Первое слишком долго, третье невыполнимо, а мистер Кингсли обещал содействие и руку на пульсе. Мне нужен этот маг, чем быстрее, тем лучше. Моргнул. Боится. Но не решается спорить. - Почему именно он? Ну надо же, какой наглый аврор попался… - Если мистер Даррен будет здесь через четверть часа, я вам, когда все закончится, на что угодно отвечу, - и вот тут Мэтт не удержался от улыбки. – Обещаю.
|